"СамАрт" представил курсовую режиссерской студии Анатолия Праудина. Татьяна Наумова, Алексей Елхимов и Дмитрий Добряков показали спектакль "Пушкин. Чума" по "Маленьким трагедиям". Работа останется в репертуаре, но в не совсем привычной для самарского зрителя форме.
Классика "про себя"
Билетов на премьеру не продавали — заранее объявили день записи на показ, места разлетелись мгновенно. Спектаклем открыли дискуссионную площадку "СамАрта": по окончании час еще разговаривали, делились впечатлениями, пытались разгадать режиссерские загадки.
Жанр обозначен "сочинением на темы "Маленьких трагедий".
"Ребята этюдным методом вскрывали содержание, нащупывали событие, обнаруживали взаимоотношения", — объяснял Анатолий Праудин, сам известный адепт старого доброго, как система Станиславского, этюда.
Обычно этим способом осваивают литературный материал на репетициях, а зритель видит уже построенный на этюдном фундаменте театральный текст. Но в спектакле "Пушкин. Чума" этюды стали самодостаточными. Почти не осталось оригинального текста, сюжеты тоже лучше держать в голове самим.
…актер Сергей Макаров в роли Барона из "Скупого рыцаря" с пушкинского монолога то и дело сбивается на свой, трагикомический и до такой степени личный, что приводить подробности вне спектакля не рискну.
На примере подлинной истории артист (с помощью режиссера Алексея Елхимова) объясняет, что деньги — зло, потому что из-за них случаются трагедии. Текст "от себя" перекликается с пушкинским сюжетом, тоже закрученным вокруг отношений сына с отцом.
Вероника Львова в роли священника ("Пир во время чумы" Татьяны Наумовой) так же бесстрашно рассказывает, как в болезни ребенка познается цена настоящей веры и смирения. Зрители плачут.
У "Пира" интересный режиссерский язык. Татьяна Наумова решает спектакль пластически, на сцене мир на грани апокалипсиса, с ползающими полулюдьми, респираторами и отчаянным развратом под присмотром сладострастной Смерти-Чумы (Ольга Ламинская в образе "черного белоглазого демона"). Но врезается в память что из "Пира", что из "Скупого рыцаря" (почти из одного монолога и состоящего), — вот это, "про свое".
Неожиданный вышел эксперимент. В некоторых новых пьесах оставляют лакуны для актерских монологов "от себя", в спектаклях по классике тоже используют схожие приемы, например, у Валерия Фокина в недавнем "Маскараде" посреди реконструкции мейерхольдовской постановки 1917 года Петр Семак-Арбенин вдруг начинает говорить от лица сегодняшнего убийцы, расчленившего жену. Но там монолог, сочиненный "по мотивам", не автобиографический. А "СамАрт" сталкивает классический литературный текст с сокровенным, больным, выстраданным в реальности. С тем, что невозможно переиграть.
Вера в музыку
В последних пьесах интонация диалога с Пушкиным меняется: текст "от себя" здесь уже не такой откровенный, да и тема богоискательства (вместе с образом священника) отступает до финала. Или просто разворачивается?
…Алексей Меженный на репите смотрит сцену из "Маленьких трагедий" Швейцера, пытаясь дотянуться до огромного Высоцкого-Дона Гуана. Стихом Пушкина актер так и не заговорит — за него это делает Высоцкий (фильм включают в особенно пафосных сценах).
В этом приеме, конечно, код к спектаклю: как Дон Гуан 21 века не может найти адекватного языка для объяснения с Доной Анной, так и режиссеры "СамАрта" пытаются найти себя и нас в хрестоматии, пересказать ее своими словами, объяснить, "как понял". Именно этот поиск и становится предметом спектакля.
Неслучайная деталь: на репите Высоцкий повторяет: "Мне, мне молиться с вами…" — как будто отвечает священнику на его призыв молиться и направляет тему в театральную плоскость.
А в следующей части два веселых паталогоанатома (Сергей Бережной и Ярослав Тимофеев), напевая "Волшебную флейту", весьма натуралистично вскрывают труп Моцарта (завернутый в слои целлофана Арсений Плаксин).
Стрихнин обнаружат, попутно найдут у композитора все, от бронхита до камней в почках, не будет только органа, отвечающего за гениальность.
"Моцарта и Сальери" ставил Дмитрий Добряков, окончивший курс Праудина еще в прошлом наборе и успешно выпустивший в "СамАрте" "Манюню".
Добряков умеет работать с комическим, сцена препарирования Моцарта становится самодостаточной, хотя Сальери (Алексей Елхимов) мы тоже увидим, но после такого гимна жизни его сомнения неубедительны.
"Жить не страшно", — скажет священник в первой части. Жить не страшно, подтвердят два веселых паталогоанатома в последней. Потому что жизнь — вечна, во что ни верь — в бессмертную душу или в музыку Моцарта. Что-нибудь обязательно переживет смертное тело.
Оставят как есть
"Пушкин. Чума" не совсем еще складывается — посередине как будто переключается регистр, но "собрать" его как целое, судя по всему, и не входило в планы театра.
На обсуждении худрук "СамАрта" Павел Маркелов обещал ничего не доделывать и принципиально оставить работу учебной и экспериментальной — в чем, наверное, есть своя логика.
Остается надеяться, что к показам этой работы вскоре прибавятся удачные эскизы с лабораторий "Молодая режиссура". И останутся обсуждения — в нашем бедном на качественные разговоры поле любая предметная дискуссия — ценность.
Последние комментарии
Ну что ж это хорошие новости для региона. Стоит пожелать творческих успехов!
Загадочные дела. И какова реакция на нарушения? Возмещение ущерба наконец?
Лучше бы прибавили зарплаты рядовым артистам, чем тратить деньги на собственный пиар, проплачивая подобного рода восхваляющие себя статьи.
Какой же он красавец!
Актёр должен уважать своё дело. Я думаю он подпортил отношение Самарцев к нему.