Кино и литература

Повесть "Рита Хейворт и спасение из Шоушенка" (1982) считается нетипичной для Стивена Кинга - ни тебе мистики и ужасов, никаких привидений и клонов. Старый добрый психологический реализм, неспешный рассказ в манере классического романа: знакомый героя делится с читателем историей несправедливо осужденного за убийство. Кинг, правда, сразу сравнивал книгу с кино - со "старой зернистой лентой Warner Brothers". Повесть прославилась благодаря экранизации той же Warner Brothers - фильм Фрэнка Дарабонта (1994 г.) много лет возглавляет всевозможные зрительские рейтинги.
Поэтому, говоря честно, не так-то просто отделить, где над твоим собственным восприятием спектакля довлеют кинообразы (например, Энди Дюфрейн в исполнении вернувшегося в Самару из Тульского театра драмы Андрея Нецветаева так же долговяз и сутуловат, как Тим Роббинс в фильме), а где они управляли режиссером. Оставим этот вопрос за скобками.
Вячеслав Гвоздков вынашивал свой спектакль несколько сезонов и нежданно-негаданно попал в европейский театральный тренд 2010-х, когда модно стало ставить спектакли по киносценариям. Правда, тренд (у нас такая кинотрилогия идет в московском "Гоголь-центре") требует адаптации сюжета под время и страну, иногда довольно радикальной. Гвоздков же следует оригиналу. Перевод и пьесу по повести Кинга написала дочь режиссера Александра Гвоздкова.

Графика и атмосфера

Рассказывают, что в эпопее с постановкой "Шоушенка" в какой-то момент даже пришлось усовершенствовать оборудование сцены, чтобы механизмы выдержали вес декораций петербургского художника Александра Орлова: массивных металлических решеток во всю ширину сцены. Эти решетки время от времени эффектно, с лязгом опускаются, перегораживая пространство, а иногда нависают над головами героев вместе с низкими глухими плафонами.

Что в этом спектакле удалось - так это тюремная атмосфера, и не в последнюю очередь благодаря сценографии. Подвижные решетки и глухая стена с раздвижными воротами вместе с энергичным саундтреком (музыка Фаустаса Латенаса, Юрия Алябова и Василия Тонковидова), частыми перестановками и хорошо поставленным светом (Александр Феоктистов) с первых сцен создают тревожное напряжение.

Спектакль к тому же выглядит графически четким: вот обитатели тюрьмы выстроились в ряд на галерее, а внизу принимают новичков, вот Энди с Богзом (Хамид Дышниев) играют в шахматы, а все, нависая над доской, следят за исходом - в этой премьере много таких хорошо застроенных мизансцен-картинок, почти кинокадров. Разве что от массовки хочется при этом большей четкости в движениях и линиях.
В какой-то момент, правда, премьера начинает терять изначально заданный ритм. Сцены становятся длиннее, перебивки реже, а долгие разговоры - все-таки не самое подходящее для сюжета о побеге. Или вот еще лирический мотив, больше приставший советской мелодраме, почему-то к финалу возникает все чаще. Намек, конечно, засчитан, но Стивену Кингу все равно не идет. Нарастает по ходу спектакля и пафос - его и в повести предостаточно, но в сочетании со старомодными театральными жестами торжественные заявления Энди о невиновности иногда выглядят наигранно.

Стакан наполовину полон

При этом Гвоздков делает Дюфрейна родным для отечественного зрителя персонажем. Не только, впрочем, его: рассказчик Ред (точная работа Петра Жуйкова) - тоже совершенный "парень с района", простой нагловатый раздолбай. Что до Энди Дюфрейна, то если в повести он обладает прежде всего харизмой и невероятной живучестью, если в фильме это странноватый одиночка, то в самарском спектакле предстает в образе "типичного российского интеллигента" - закомплексованным очкариком с пухловатым добродушным лицом. И в тюрьме с ее животными законами он выглядит настолько инородно, как только и может выглядеть русский интеллигент среди зэков.

Этот далекий от жизни книжный червь (по сюжету он, конечно, банкир, но тюремный библиотекарь у этого Энди выходит убедительнее), на оптимистичный взгляд режиссера, может вынести любые унижения, всех пересидеть, перехитрить и бабочкой (через канализацию) выпорхнуть на свободу. К разлившемуся во весь экран-задник голубому океану.
Ну что ж, нужно только не забывать, что Дюфрейну на эту операцию потребовалось 30 лет.