- Вам уже доводилось ставить «антрепризный» вариант «Летучей мыши». Чем этот будет отличаться?
- Это абсолютно разные спектакли. Вариант спектакля для гастролей я не сокращала, как написали в некоторых изданиях. Спектакль точно так же шел два сорок пять, только во втором акте мы обходились без хора и балета, поскольку возить столько артистов на гастроли дорого.
Вариант решения для Самарского оперного театра представлен балетом, оркестром и вокалистами. Музыкальная драматургия Штрауса предполагает танцевальную основу вальса, поэтому мы максимально насытили первый акт и сцену в тюрьме танцем, пластикой и «подтянули» к музыкально насыщенной сцене на балу у Князя Орловского.
- Наверное, в этом и есть главная сложность оперетты – сделать так, чтобы поющие артисты еще и танцевали?
- Конечно! Оперетта только называется «легким» жанром, на самом деле еще какой сложный. Артистам необходимо хорошо уметь все – петь, быть драматическим актером и танцевать. Сложность состоит в том, чтобы оправдать пение, которое имеет совершенно иной градус чувств, а затем оправдать танец, чтобы он был естественным продолжением действия. Актер-вокалист в оперетте должен обладать комплексом дарований.
- Для вокалисток тут есть некая планка, которую сложно взять?
- Диапазон партий очень большой и предполагает настоящие голоса. Нужно уметь брать предельно высокие ноты, и техника должна быть безупречной. В партиях Розалинды и Адели много мелких вокальных украшений, с которыми надо справляться. Слава богу, здесь в театре у артистов все получается.
- Наши артисты хорошо себя показали?
- Безусловно, да! Прекрасные творческие способности артисты проявили в ролях Розалинды, Генриха, Адели, Фолька, Франка, дежурного тюрьмы и других.
- С балетной труппой как находите общий язык?
- Сложность только в том, что из-за подготовки «Вечера одноактных балетов» их бывало непросто занять на наши репетиции. Но руководство балета все-таки идет нам навстречу, находили время.
- Как вам наши условия после Петербурга?
- Это театр, о котором можно только мечтать. Прекрасное здание и зал. Акустика замечательная, сцена оснащена по последнему слову техники…
- Вы уже рассказывали «ВК», что будете следовать классической версии, но намекали на некоторые нетривиальные художественные решения. Можно подробнее?
- Могу раскрыть несколько деталей. Спектакль идет с одним антрактом. Второй и третий акты мы соединяем, никакого антракта не будет. А перестановка с одного акта на другой будет происходить прямо на глазах у зрителей. Монтировщики выйдут в костюмах лакеев,  артисты балета в танце приберут сцену после бала и превратят ее в тюрьму. Тюрьма у нас, кстати, тоже веселая. Камеры – это огромные бутылки из-под шампанского. Все там чувствуют себя как дома. Директор – свой человек. То есть складывается ощущение, что персонажи пришли туда «догулять».
На тюрьму куда больше похож дом в первом акте. Не в прямом смысле, а по настроению: все оттуда хотят вырваться. Ведь для чего Розалинда шила новое платье - чтобы Генрих ее заметил и вывел в свет наконец!
- Вам наверняка «Летучая мышь» до сих пор по душе.
- Конечно, я давно ее знаю наизусть от первого до последнего слова. Роль Розалинды была для меня одной из самых любимых. И в Саратове, и в Красноярске, и в Питере.
- А как современный зритель воспринимает оперетту? Понятен ли ему юмор?
- Вы знаете, вот на Западе и в России юмор разный. Например, постановки Венского и Будапештского театров, перенесенные в Театр Музкомедии, в итоге успешными не были. Только тишина в зале и легкое недоумение. У нас юмор намного умнее и тоньше, а западный для российского зрителя слишком грубый и прямолинейный, если не сказать пошловатый.
В Петербурге «Летучая Мышь» в Театре Музкомедии раньше шла в постановке блистательного режиссера Владимира Воробьева. Он ставил спектакль с либретто Эрдмана, российского либреттиста. Много лет «Мышь» шла на аншлагах, потом на  время исчезла из репертуара. Год назад перенесли в театр венский вариант. Вся постановочная труппа – западная… Публика очень недовольна, доходит даже до скандалов. Музыка Штрауса была и остается, но в этом либретто даже она теряется. Я посмотрела венский вариант – совершенно не то. Просто не интересно! А вот венские постановщики воробевскую постановку увидели и признали, что либретто Эрдмана намного интереснее. И ведь никто не переписывает «Мышь», потому что лучше уже и не напишешь. Персонажи те же, но Эрдман немножко другую историю написал. Например, изначально Летучая мышь – это не Розалинда, а Фальк. Или сцена вранья в первом акте, на которую зрители иногда специально приходят – в западном либретто ее просто нет.
Вообще же оперетту зритель всегда любил и продолжает любить. Он приходит увидеть красоту, веселье, услышать блистательное пение. Все женщины на сцене прекрасны, все мужчины – элегантны… Согласитесь, такое всегда хочется видеть, а музыку Штрауса — слушать.

Источник: www.vkonline.ru