«Смешно то, что правда»
- Недавно прошло награждение премиями «ТЭФИ». Что вы думаете об этом?
- «ТЭФИ» имеет смысл как цеховая, профессиональная премия. Не все должно определяться рейтингами. Так и было первые годы.  Потом пошли лоббирование интересов, фальсификация результатов. Были случаи переголосования, в том числе по моей программе «Бесплатный сыр», которая вначале вошла в тройку номинантов, а потом ее исключили по непонятным причинам. Я вышел из академии Российского телевидения тихо, без скандала.
Несколько лет я высказывал свое мнение по поводу приоритетов премии, по поводу того, что в номинациях не должно быть низких по своему уровню программ, представленных Первым и Вторым каналами. Коллеги меня терпеливо выслушивали, но потом все шло своим чередом. Премия «ТЭФИ» перестала быть «гамбургским счетом». Если мы, телевизионные журналисты, так унижаемся, то какого же отношения к нам можно ожидать?
- Смотрите ли вы по телевидению юмористические передачи?
- Нет. Единственное,  что мне симпатично — программа на СТС «Шесть кадров». Юмор на нынешнем телевидении ниже всякого уровня. Подложенным смехом в фонограмме меня пытаются убедить: «Это смешно. Видишь, другие же смеются». А мне что-то не хочется.
- Где для вас граница между смешным и не смешным?
- Мне близка формулировка классика советской фельетонистики Леонида Лиходеева. Он говорил так: «Смешно то, что правда». Действительно, в смешном обязательно есть какая-то правда — психологическая, социальная, политическая. Но юмор — это вселенная, где есть место и высокому, и низкому. Есть юмор мочеполовой. Каждый находит то, что ему ближе. Сейчас выросло поколение, которые не видело Карцева и Ильченко. Больше того, не видело Чаплина. Мне кажется, что  и  многие люди, которые пытаются смешить, не видели классических образцов.
Хотя, наверное, запретить низкий юмор нельзя. Да и не нужно. Пусть будет «Комеди клаб», кому-то это нравится.  Но пусть будет и что-то еще. А когда я переключаю каналы, и на всех идет подобие «Комеди Клаб», мне становится грустно. Я вырос на других образцах юмора: на Чаплине, Зощенко, Вуди Алене, Бастере Китоне, на Аверченко. Если ничего этого не знаешь, то, наверное, и «Комеди Клаб» покажется смешным.
- Один герой в фильме Рязанова «Гараж», обращаясь к женщине-филологу, занимающейся исследованием советской сатиры, говорит: «У вас поразительная профессия, вы занимаетесь тем, чего нет». А у нас сатира есть?
- Сатира никуда не может деться. Просто она ушла в Интернет, в анекдот. Сатира - это реакция на раздражение. Лягушке капают кислотой на лапку, она лапку отдергивает. Сатира и есть отдергивание лапки. Каждый день нас что-то раздражает. Ирония позволяет отрефлексировать это. Сборник анекдотов, по-моему, - и есть реальная история страны. Сатира и анекдот цепляются к самому главному, что происходит в стране. Как сказал тот же Леонид Лиходеев, «из двух зол сатирик выбирает большее». А сатира, не задевающая болевых точек, - ее симуляция.
К сожалению, у нас нет фельетонистов такого уровня, как Аверченко и Дорошевич. С нехваткой фельетонов нам не хватает какого-то важного витамина. Почитайте фельетоны Аверченко и Дорошевича. Они написаны сто лет назад. Но до сих пор абсолютно актуальны. Россия — страна метафизическая. Поэтому то, что написано век назад, может оказаться злободневным и сегодня.
- Часто трудности нашего исторического пути объясняют менталитетом русского народа...
- Менталитет - это мы сами. Не должно быть никакой обреченности. Если дед болел сифилисом, не нужно говорить, что и у внуков будет сифилис, потому что это такая традиция. Говорят, что в русской традиции — Скуратов и Иван Грозный. Да, но в русской традиции и новгородское вече, и адвокат Кони, и писатели Короленко и Чехов. В русской традиции — и Шариков, и профессор Преображенский. Весь вопрос в том, кого мы сами выберем в элиту. Нет никакого завтрашнего дня без нас. Он будет таким, каким мы договоримся его сделать. Да, во всем мире управляет элита. Но мудрость народа и заключается в том, какую именно элиту он себе выберет.
«Я живой и не в психушке»
- Расскажите о вашей последней книге.
- Повесть «Операция «Остров» я окончил в конце прошлого года. Это история восхождения и деградации одного человека. Действие происходит на фоне событий 80-х, 90-х и 2000-х годов. Герой — телепродюсер. Это лирический, талантливый, образованный персонаж, не негодяй. Мне было интересно, как приличный человек доходит до того убожества, которое мы сегодня наблюдаем на центральных телеканалах. Но это повесть и про любовь. Публицистика - дело важное, но хочется заниматься и тонкой литературной работой. Для меня это праздник. Читается повесть вроде бы легко. Я сам недавно прочел с удовольствием.
- В вашем герое что-то есть от вас?
- Наверное, есть. Я же писал повесть лирическим образом. В отрицательном персонаже всегда много от автора. Если автор более или менее честный человек, то он даже и не пытается дистанцироваться от своего героя. В Печорине - очень много от Лермонтова. А в «Двух капитанах» отрицательного героя Каверин во многом списал с себя.
- Ваше творчество сегодня подвергается какой-либо цензуре?
- Нет никакой цензуры. Я говорю, что хочу. Другое дело — где. В 80-е годы я писал рассказы, и от меня шарахались все редакции. В 90-х годах я говорил что думал на телеканале НТВ, и меня слушали 80 миллионов человек. Я и сейчас говорю то, что думаю, на встречах с читателями. Тоже неплохо. Просто слушают меня разное количество людей. А цензура... Мы все-таки не в Северной Корее. Поэтому я до сих пор живой и не в психушке.

Источник: газета «Волжская Коммуна», 30 сентября.