- Расскажите о том, как вы пришли в кино.

- Так сложилось, что выпускники факультета искусств Самарского педуниверситета, что я закончила, шли больше не в театр, а на телевидение. Я тоже немного работала на ТВ, и самое интересное, что я там для себя почерпнула, это работа с монтажером, когда из отдельных, и часто бестолково снятых кадров, вдруг получается цельный сюжет. На телевидении я часто слышала фразу "телек – это картинка", при этом на изображение обращалось внимания меньше всего. Считается, что для автора достаточно написать связный текст. Я считаю иначе, изображение должно рассказывать историю так, чтобы она была понятна и без текста. Я знала от коллег, что подобным образом строить сюжеты учили журналистов в знаменитой школе "Интерньюс" в Москве. И вот, сидя на сайте "Интерньюса", я увидела как-то, что наряду с обучением журналистов там будут учить кинорежиссуре и открывают совместную мастерскую документалист Марина Разбежкина и режиссер игрового кино и большой специалист по монтажу Владимир Фенченко. В этой мастерской, в одном из первых наборов, кстати, училась Гай-Германика. Но к тому времени, когда я переехала в Москву, "Интерньюс" попал под запрет – как организация, финансируемая из-за рубежа. ВГИК и ВКСР я, конечно, тоже рассматривала как возможные варианты для обучения, но выложить 250 тыс. рублей за обучение (столько стоит год во ВГИКе) у меня ну никак не получалось. Поэтому я потихоньку занималась самообразованием, ходила в "Синефантом" (такой московский аналог “Ракурса”) и вдруг в один прекрасный момент узнала, что Владимир Фенченко вместе с дочерью Анной Фенченко (режиссером, чей фильм "Пропавший без вести" стал лучшим дебютом Кинотавра в 2010 г.) открывают мастерскую в Высшей школе журналистики и туда объявлен набор.

Меня в эту мастерскую привела череда случайных совпадений. Обучение у нас длилось год, по итогам нужно было написать собственный сценарий и снять по нему короткометражный фильм. Надо сказать несколько слов о методе Фенченко и объяснить, почему именно в его мастерскую стремятся попасть многие абитуриенты. Владимир Алексеевич вместе с режиссером Владимиром Хотиненко в конце 90-х разработали для студентов своего первого набора систему упражений по освоению киноязыка. Уже в первую неделю студенты должны взять в руки камеру и самостоятельно снять этюд “Натюрморт-портрет” – суть в том, чтобы в одном кадре, через детали, не показывая самого героя, рассказать о его характере, о событии, об обстоятельствах. И таких упражений – несколько десятков. Это метод сугубо практический, монтаж понимается как структура и как совокупность выразительных средств, а не как техническая дисциплина. Собственно, монтаж и его законы связаны с законами восприятия, с тем, как управляет вниманием зрителя режиссер. В мастерской учат ремеслу – в самом хорошем смысле этого слова, а идеология пусть будет у каждого своя. Вот именно этот свободный дух и такт в отношении учеников меня и подкупил окончательно, и я уверена, что попала именно туда, куда мне и надо было. Основным мастером у нас была Анна, она прекрасный режиссер и тонкий педагог. А Владимир Алексеевич приходил на контрольные занятия, и сугубо по делу, но, не стесняясь в выражениях, давал свою строгую оценку нашим работам.

Отучившись год и сняв первый фильм "Экзамен", я поняла, что мне надо подучиться еще. И напросилась в мастерскую Анны Фенченко, которую она открыла на следующий год вместе с лауреатом Каннского фестиваля Николаем Хомерики. После второго года мы сняли фильм "Одна минута".

- Помните ли вы тот момент, когда осознали, что режиссура — ваше призвание?

- Я не уверена, что осознала это в полной мере. Но заметила, что в процессе работы, на площадке и на монтаже, возникает нечто маньяческое, похожее на лихорадку, и ты не можешь от нее избавиться, пока не доделаешь фильм до конца. Это что-то близкое к физиологии, ну вот не можешь ты не чихнуть, к примеру, чихаешь и становится легче. В общем, не могу не снимать. Я не знаю точно ответ на этот вопрос, могу лишь констатировать, что, когда я работаю над фильмом, я чувствую себя лучше, чем если бы я ничего не делала.

- Какое кино вы любите и охотно смотрите?

- За время учебы я пересмотрела свое отношение к кино и сейчас совсем разучилась критиковать. Любой фильм, как сказал Николай Хомерики, даже самый плохой, требует колоссальных трат нервов и энергии, здесь нельзя быть буддистом. Я это понимаю и в любом кино стараюсь отыскать законы, по которым автор его строил. И сначала оценивать то, что в фильме есть, а не то, чего мне "не хватило".

- В чем заключается ваше творческое кредо как режиссера?

- Не халтурить. Тянет на кредо?

- Каким должен быть современный кинематограф?

- Наверно, фильм должен быть интересен не только автору – но это же не значит, что надо идти на поводу у зрителей. Хорошее кино оставляет след внутри, его хочется пересматривать. В этом смысле "зрительское" кино не отличается от "арт-хауса". Все-таки у кино чувственная природа, а не интеллектуальная.

- Чему главному вас научили Анна Фенченко и Николай Хомерики?

- Быть перфекционистом. Это профессиональная черта есть и у Анны, и у Николая. И еще работе с актером. Мое “театральное прошлое” мне скорее мешало, чем помогало. Камера обнажает наигрыш, в то время как из театрального партера та же самая актерская оценка часто выглядит недостаточно яркой. Приходилось перестраивать мышление.

- Как появилась идея снять фильм "Одна минута"? Как и где проходили съемки?

- Мне поступило предложение от знакомой сценаристки Тани Загдай, она видела “Экзамен” и посчитала, что мой подход был бы уместен для экранизации ее замысла. Таня училась в сценарной мастерской Михаила Фатахова, а у него еще была вторая мастерская – продюсерская в Нью-Йоркской киношколе. Михаил пригласил Таню на питчинг к продюсерам, сценарий был отобран для постановки. За организацию процесса взялся Владимир Якимович – выпускник Нью-Йоркской киношколы, который искал материал для дипломной работы (диплом продюсера заключается в выборе и организации съемочного процесса). Мы встретились, друг другу очень понравились, итогом встречи стала фраза “Девчонки, давайте что-нибудь замутим”. Вот, замутили.

- Как складывались отношения актеров и режиссера на съемочной площадке?

- Не всегда просто. Мне помогала актриса и театральный режиссер Алена Бродягина, она снималась у меня в главной роли в первом фильме и работала как режиссер по актерам. У нас сложился такой тандем. Я разрабатываю генеральную линию, слежу за кадром, а Алена прорабатывает нюансы поведения вместе с исполнителями. Она, конечно, внесла огромный вклад в "Одну минуту". Мы вместе обсуждали и разрабатывали линию поведения нашего героя. На площадке Алена часто помогала выходить из сложных ситуаций, когда актер Николай Ковбас, воспитанный в театральной традиции, понимал своего героя не так, как мне хотелось бы. Ну и много "радости" нам доставил Арсений Гусев, 7-летний актер, замечательный, но о-о-очень непоседливый мальчик.

- Как воспитанница Николая Хомерики чувствуете ли вы его влияние на себя? Вообще ощущаете ли вы свою принадлежность к "русской новой волне", которую Хомерики с Хлебниковым, Попогребским и другими режиссерами представляют?

- Влияние есть, но скорее косвенное. Мой фильм, мне кажется, совсем не похож на “новую волну”, но это как раз благодаря тому, что Николай и Анна никогда на нас не давили. Ну и работа на площадке – Николай всегда говорит, что слушает мнение всех, даже осветителей. Но при внешней мягкости он очень жесткий в профессии, всегда знает, чего хочет, а группа чувствует себя причастной к процессу и выкладывается полностью.

- В Самарской области достаточно много людей, снимающих короткий метр с прицелом на престижные фестивали и немедленное признание. Какой бы вы как опытный режиссер дали совет своим землякам-коллегам?

- Совет, который дали мне мои педагоги, – быть строже к себе. Отстраниться от того, что это "твой" фильм, посмотреть на него так, как будто видишь его впервые, так, как смотрит зритель. Это означает, что ты вступаешь в диалог, а в диалоге важно уметь слушать. Хорошее кино – многоплановое, оно интересно и ценителям, и “простым” зрителям, во всяком случае лично я стремлюсь снимать такое кино. И это не зависит от жанра – хорошей или плохой может быть и легкая комедия, и сложная авторская драма. Но заниматься кино невозможно в одиночку, это надо принимать в расчет. А вообще, Станиславский, на мой взгляд, был очень прав: нельзя любить себя в искусстве, надо любить искусство в себе. Самовлюбленность мешает работе.