- В жизни вы занимались и музыкой, и биологией. Видите какие-нибудь точки сцепления в этих областях?

- Обычно я отшучиваюсь на этот вопрос так: "Биология - наука о жизни. Музыкальный театр в какой-то мере - тоже". Если говорить серьезно, в современной культуре происходит тихая революция. Некий ренессанс. Мы живем в век биологии, которая за 150 лет сделала огромный рывок. Мир завоевывают современные биологические представления. Дарвинское представление о мире развивает, к примеру, английский ученый Ричард Докинз, которого я очень люблю и книгу которого "Слепой часовщик" я перевел на русский язык. Любая культура - это разговор о мироздании. Сегодня этот разговор - идет ли речь о внутреннем мире человека или о Вселенной - становится смешным, нелепым и устаревшим без учета того, что наработала биология за последнее время. В этом отношении я себя скромно причисляю к художникам нового поколения.

- И каково место музыки в этой концепции?

- Место музыки в любой концепции непонятно. Что такое музыка? Вопрос сложный. Я выскажу свое личное мнение, хотя понимаю, что многие меня за него будут бить. Считаю, что музыка имеет смысл только тогда, когда говорит человеку о его эмоциях. Я произношу какой-то текст, и в нем, кроме смысловой составляющей, есть интонационная. Она может превращать слова "Я тебя люблю" в слова "Я тебя ненавижу". Этот дополнительный смысл и есть музыка.

- В этом смысле любая речь - уже музыка…

- Да, любая речь - музыка. Так же, как любая речь - роман, любая речь - стихотворение. Когда мы начинаем вычленять из нее художественную форму, огранять ее, получается искусство. Поэзия, проза, драматургия. Или музыка - человеческая речь, очищенная от слов. Если музыка несет в себе что-то другое, она мне не очень интересна.

- Есть ли грань, которая отделяет классическую музыку от другой?

- Разделение музыки на серьезную и несерьезную придумали музыковеды. Вот мы слышали вчера на фестивале в прекрасном исполнении два военных марша Франца Шуберта для двух фортепиано. Играли замечательные музыканты, но само произведение таково, что возникает ощущение: два подвыпивших кавалергарда упражняются на разбитом фортепиано. Шуберт, величайший композитор, не гнушался писать такую музыку. Нельзя загонять творцов в какие-то рамки. Надо делить музыку на плохую и хорошую, а не на серьезную и несерьезную.

- В свое время Шаляпин произвел революцию в музыкальном искусстве, внеся в оперу драматургическое начало...

- Это палка о двух концах. Безусловно, любое слово, произнесенное со сцены, и даже любой возглас должны быть осмыслены и сценически мотивированы. Шаляпин был первым, кто возвел это в систему. Для меня это величайший оперный артист всех времен. Оперное и драматическое искусство пытался воссоединить великий Рихард Вагнер. Но нельзя воспринимать эту систему буквально. Слишком часто в культуре двадцатого века выразительность слова вытесняла со сцены саму музыку. Конечно, в этом ни Вагнер, ни Шаляпин не виноваты. Мне кажется, оперу потянули в эту сторону в связи с расцветом театрального драматического искусства и кино. Но пора этот маятник качнуть в другую сторону. Проведя семь лет в Европе, я много ходил на премьеры современных опер. Мне показалось, что все это - в той или иной степени регламентированная декламация. Но есть современные режиссеры, которым удалось найти гармонию между сценическим действием и музыкой. Например, Жан-Пьер Поннель.

- Как идет в Тольятти работа над "Маленьким трубочистом"? Ведь в постановке, помимо профессиональных исполнителей, заняты дети...

- Ребята работают с удовольствием, хотя репетиции идут по пять часов. Когда говоришь: "Дети, на сцену!", они кричат: "Ура!"

- Знаю, что в этом необычном спектакле должны участвовать сами зрители...

- Это замысел самого Бриттена. Он писал эту оперу для фестиваля в одной маленькой деревушке. И зрители на представлениях с удовольствием вместе с артистами исполняли мелодии.

- Этот ход не имел продолжения в истории музыки?

- Я рылся в специальной литературе и не нашел аналогов. Мне кажется, опера "Маленький трубочист" в этом отношении уникальна. При этом там столько хитовых мелодий... Удивительно, что эта опера так редко ставится.

- Вы уверены, что удастся растормошить тольяттинских зрителей, чтобы они включились в спектакль?

- Бриттен в себя верил. И мы в него верим. Если маленькая английская деревня была захвачена оперой, чем хуже жители Тольятти?

- Как-то вы сказали о вашем желании увидеть Тольятти оперным городом. Сегодня даже люди из сферы культуры относятся к этой идее несколько скептически - затея дорогая…

- Создать в Тольятти оперный театр - это мечта всей моей жизни. Конечно, современный оперный театр - это очень дорого и очень сложно. Специальное здание, большой штат сотрудников... Казалось бы, от этой идеи надо отмахнуться. А мне хочется сказать: "А идите вы со своими правилами..."  Когда Верди писал свои оперы, никто поначалу не вкладывал большие деньги в постановки. Зачем финансировать какое-нибудь "Набукко"? А вдруг окажется, что это ерунда? А оказалось, что это шедевр. Тольятти не нужен оперный театр академического типа, он есть в Самаре. В Тольятти, мне кажется, нужен студийный оперный театр. Возможно, на базе филармонии. Я бы его назвал так -"Трехгрошовая опера". Этот театр не делал бы ставку ни на пышные декорации, ни на приглашенных звезд. а только на группу единомышленников, для которых важно гармоническое сочетание музыки, слова и сценического действия. И такая группа в течение последних лет стихийно складывается вокруг тольяттинской филармонии - дирижеры, вокалисты, которые могли бы работать в этой студии. Ее создание не потребовало бы больших денег, и у меня есть соответствующие расчеты. Конечно, помещения филармонии накладывают свои ограничения. Все-таки это не театральное здание. Здесь нет оркестровой ямы. Много звука со сцены уходит в кулисы и наверх. Но, извините меня, даже труппа "Новой оперы" на первых порах выступала в кинотеатрах. Вообще, создавать театр на "пустом месте" проще и интереснее. В оперных городах есть традиции, которые не всегда соответствуют современности.

- И вы думаете, что опера в Тольятти соберет публику?

- Я ставлю в Тольятти уже четвертую постановку и вижу, что у зрителей довольно большой интерес к ним. А вообще, заниматься музыкальным просвещением надо, и я готов к этому. Кстати, на оперные спектакли в последние годы возникла мода - и в Европе, и в России. Когда в молодости я ходил в Самаре на оперу, в зале сидело человек пять. Сейчас спектакли в Самарском оперном театре собирают полные залы.

- Студия в Тольятти могла бы стать местом для экспериментов, для театрального хулиганства?

- Нет, знаете, хулиганство стало прерогативой академического искусства. Хочется просто быть самими собой. Не оглядываться на какие-то нормы, которым нужно соответствовать. Вот и все.

- Если эта идея получит воплощение, вы бы согласились быть, скажем, приглашенным режиссером?

- Почему приглашенным? Я хотел бы быть там художественным руководителем.