Фоторепортаж: В Самаре прошла встреча с Владимиром Войновичем

- Вы помните свой первый приезд в Куйбышев?
- Конечно. Мне еще не было 10 лет. Стояло лето 1942-го. Сначала мы эвакуировались из Запорожья в Ставропольский край. Когда немцы дошли и туда в 1942-м, нас направили в Куйбышев. Я больше помню поездку в товарных вагонах с большими количествами людей. Мы все время где-то останавливались, шли в баню, сдавали белье на прожарку, потому что на людях было много насекомых. Потом мы переезжали Волгу, а по ней плыли горящие баржи. Наконец, мы добрались до Управленческого городка, поселились там в бараке. Я помню, вдоль стен барака тянулись два сплошных ряда нар без всяких перегородок. Люди на них по очереди, семьями, спали вповалку. Там были эвакуированные из Запорожья и Ленинграда, вели разные разговоры. Однажды заговорили о Сталине, и одна женщина сказала: "Чтоб он сдох, проклятый!"  Я тогда так испугался, что говорятся такие кощунственные слова! На эту женщину все зашикали: Сталин для людей был бог. А женщина ответила: "А что, у нас в Ленинграде все так говорят". Я думал, что женщину арестуют, но этого не произошло.
Мне тогда было девять лет, по взглядам я был абсолютно "советским" мальчиком, считал, что если взрослые не сообщают "куда надо", то я должен сам пойти и сказать. Даже представлял себе, как приду к начальнику милиции и расскажу ему о случившемся, а он пожмет мне руку и скажет: "Молодец, мальчик!"  Но меня спасла природная лень.
- Какие именно воспоминания о жизни в Управленческом послужили основой для книги о Чонкине?
- В 1942 году у нас в деревне вдруг неожиданно приземлился самолет "У-2". Для всех деревенских и для меня тоже это было большое событие. Тогда еще самолетов было не так много. И те, которые мы видели, в основном, летали за линией фронта. Дети же, завидя самолет, кричали: "Аэроплан, аэроплан, посади меня в карман". Книга о Чонкине, как вы помните, начинается с описания такого "приземления".
- Как на вас повлияла поэма "Василий Теркин", когда вы писали книгу о Чонкине?
- Напрямую никак не повлияла. Я вообще всегда любил авантюрную литературу с героем-плутом: книгу про солдата Швейка, русские сказки о смекалистых солдатах, "Легенду о Тиле Уленшпигеле", "Дон Кихота". Конечно, я очень любил и Теркина, но он отличается от Чонкина своей бравостью, весельем, разухабистостью. А Чонкин - человек смирный, покладистый, выполняющий все противоречивые приказы, которые сваливаются на его голову.
- Что для вас означало лишение советского гражданства?
- Еще до того, как меня лишили гражданства, меня много и по-всякому оскорбляли: называли предателем, агентом ЦРУ, сравнивали со всякими отвратительными животными и насекомыми, исключили из Союза писателей за книгу и правозащитную деятельность. Но это не задевало меня совершенно, потому что я знал: это - мои враги. Я относился к их критике по пословице "собака лает - ветер носит". А когда меня лишили гражданства, я вдруг почувствовал себя оскорбленным. Я тогда написал Брежневу очень злое письмо. А потом гражданство вернули.
- Когда вы эмигрировали на Запад, вам было куда ехать?
- Было, потому что к тому времени я уже стал известным писателем. На Западе меня печатали даже больше, чем в Советском Союзе. Книга про Чонкина уже тогда была переведена на 30 языков, я был членом Баварской академии, французского ПЕН-клуба. В общем, когда я приехал, меня там хорошо встретили. Обычно эмигранты уезжают в "никуда", проходят тяжелый путь, я этого избежал.
- Почему вы вернулись в Россию, если лишение советского гражданства стало для вас оскорблением?
- Я вернулся в Россию, потому что наступили новые времена. Гражданство мне было возвращено. Правда, никто не извинился (если не считать извинений генерального консула Советского Союза в Мюнхене, который пригласил меня к себе, поставил на стол бутылку коньяку и положил рядом мой паспорт). Я вернулся в другую Россию, где начинались какие-то перемены, которые в 1991 году проявились очень ярко. Многие люди 1990-е годы проклинают, а я считаю, что они были временем надежд. Все-таки тогда начались реальные выборы. В советское время я не ходил на выборы и сейчас не хожу. А тогда ходил, потому что думал, что от моего голоса что-то зависит. Но те перемены, которые произошли, оказались очень болезненными.
- Несколько лет назад вы с Василием Аксеновым приезжали к нам в Самару, встречались с читателями в областной библиотеке. Аксенов тогда был очень серьезный, а вы все шутили. Расскажите о вашей с ним дружбе.
- Мы с Аксеновым познакомились в 1961-м. У нас были похожие судьбы. Мы вместе начинали в Москве. У него родители сидели, у меня - отец. Потом мы вместе оказались в эмиграции, много встречались за границей. Бывало так, что я жил у него, он - у меня. Мы многое прошли вместе.
- В середине 1980-х гг. по радио "Свобода" многие заслушивались вашим чтением романа "Москва 2042". Там был герой Сим Симыч. С кем из современных деятелей вы могли бы его сопоставить?
- Пока ни с кем, ведь нынешняя ситуация еще не родила героя такого типа. Пройдет какое-то время, и он появится. Мне нравится высказывание Бертольда Брехта: "Несчастна та страна, которая нуждается в героях". Советский Союз был такой страной. А в свободном демократическом обществе нет героев, потому что нет поводов проявлять соответствующие качества, и никто об этом не знает. Это очень хорошо. У нас еще такая ситуация не сложилась. Вот сложится - и герой появится.
- Желаете ли вы такого героя для России?
- Когда я говорю о том, что завтра будет дождь, это не значит, что я этого хочу.
- Вы как-то говорили, что в образе Сим Симыча есть пародийная отсылка к Солженицыну...
- Конечно, такая пародия там есть. Но дело в том, что меня этот характер интересовал не только как пародия, но и как типический русский характер, который появляется не каждый день, а только в определенных условиях. Это такие потрясатели основ, как протопоп Аввакум, Бакунин, Герцен, в какой-то степени Толстой. Сейчас таких фигур я не вижу.
- Расскажите об эпизоде вашей жизни, когда вы снимались в фильме "Осенние сады" Отара Иоселиани.
- Я играл там очень "важную" роль - протяженностью 8 секунд. И даже говорил, причем по-французски! С тех пор с гордостью всем рассказываю, что снимался в кино и говорил на французском языке.
- Что вы сейчас пишете?
- Пишу повесть о том, как люди хоронят задавленного на улице кота Мурзика, сатирическое произведение.
- Если не ошибаюсь, вы писали пьесу о любви?
- Да, я ее одно время писал, но потом отложил. У меня даже был сценарий под названием "Любовь" для фильма, который хотела снять Лариса Шепитько. Но потом, поскольку сценарий не пошел, я переделал его в повесть "Владычица". Любовь вообще должна присутствовать в творчестве любого писателя. Потому что она - основа нашей жизни. Если ее нет в творчестве - это обедняет его.

Справка

Владимир Николаевич Войнович родился 26 сентября 1932 года в Душанбе в семье журналиста. В 1941-м переехал с семьей в Запорожье. После войны неоднократно переезжал, работал пастухом, столяром, плотником, слесарем, авиамехаником. В 1950-м его призывают в армию, где Войнович начинает писать стихи.
В 1960-м стал работать редактором на радио. Написал стихи для песни о космонавтах, ставшей популярной. Опубликовал свою повесть "Мы здесь живем" в журнале "Новый мир" в начале 1961-го. С 1962-го принят в Союз писателей СССР. Занимался правозащитной деятельностью, за это, а также за сатирическое изображение советской реальности в 1974-м исключен из Союза писателей СССР. В 1980-м эмигрировал из СССР. С 1981-го по решению Леонида Брежнева лишен советского гражданства. В 1980-1992 годах жил в ФРГ, потом в США. Сотрудничал с радио "Свобода". Награжден премией Баварской Академии искусств (1993), премией фонда "Знамя" (1994), премией "Триумф" (1996), Госпремией РФ (2000), премией имени Сахарова "За гражданское мужество писателя" (2002).