В основе нового спектакля — оперетта "Москва, Черемушки", единственное произведение Дмитрия Шостаковича, написанное в таком легком, игривом жанре. В шестидесятые годы спектакль о переселении москвичей из ветхого жилья в новостройки с большим успехом шел во многих театрах страны.

Как сообщается в программке самарского театра, о своем творении композитор говорил так: "Здесь и лирика, и "каскад", и различные интермедии, и танцы, и даже целая балетная сценка". Композитор с большим юмором в оперетте цитирует свои же более ранние произведения, перерабатывает популярные песни современников, в некоторых пародийных сценах можно угадать "Во саду ли, в огороде", "Ах вы, сени, мои сени" и даже блатную песенку "Цыпленок жареный". И совершенно органично и естественно в спектакль, поставленный Михаилом Панджавидзе, вошли и другие произведения композитора — "Торжественная увертюра", "Песня о встречном" — когда счастливые советские люди с транспарантами в руках празднуют Первомай. "Нас утро встречает прохладой…",  — поют демонстранты, все как один в светлых одеждах, и сценическое пространство украшено цветущей черемухой. Вошли в спектакль и номера из балета "Барышня и хулиган".

Хореографическая сцена с появлением шпаны во главе с Вожаком (Александр Миненко) просто феерична, в духе лучших бродвейских мюзиклов. Да и вообще, балет в новом музыкальном спектакле выступает как полноправный участник, поскольку сюжетные линии оперетты "Москва, Черемушки" и балета "Барышня и хулиган" тесно переплетены.

Главные герои оперетты Лидочка и Борис имеют своих пластических двойников, и когда одна девушка Лида (27 ноября ее исполняла Ирина Янцева) замирает с книжкой на качелях, другая (Диана Гимадеева) — как олицетворение мечты порхает по сцене. Подобные отступления подаются в спектакле через прозрачный занавес, словно в дымке, во сне. Или вот другие герои, молодые супруги Бубенцовы, мечтают о своей квартире, а их воображаемые гости — балерины — кружат возле влюбленных с подарками в руках, словно сказочные феи. Танцуют и позолоченные статуи у фонтана "Дружба народов" на ВДНХ, и невозможно отмахнуться от мысли, что действие это напоминает египетское шествие, как, например, в "Аиде" (у сталинской эпохи фараоновский размах). И сам Сталин тоже появляется, когда под исполнение финала "Третьей симфонии" вдоль мавзолея проходит демонстрация с транспарантами, флагами и портретами вождя. Красиво и страшно, торжественное и ужасающее слышится в самой музыке. Ясно, что режиссер задумал показать не просто веселую историю про переселение народов из ветхого жилья в новые Черемушки. Задумка — показать срез эпохи. И громадные дворцы ВДНХ соседствуют с деревянными бараками Марьиной рощи.

Режиссеру в помощь потрясающая сценография, в которой задействовано все: трансформирующиеся декорации, видеотрансляции, свет и воссозданная до мельчайших подробностей бутафория (художник-постановщик Александр Костюченко, Республика Беларусь).

А чего стоит сцена коммунального двора  — все происходящее, словно симфония, в которой действие каждого, даже самого маленького персонажа, тщательно продумано — мальчик играет на пианино, сосед чинит мотоцикл в гараже, мальчишки лазают по крыше, мужики забивают "козла", мимо идут пионеры, соседка набирает воду из колонки — все происходит одновременно и параллельно друг другу, в едином стройном ритме.

Не забыл автор спектакля и еще одну невеселую сторону советской жизни — вот ночью тихо въезжает во двор черный воронок, выходят военные… Все беззвучно, сквозь полупрозрачный занавес мы смотрим на происходящее, как через наглухо закрытое окно. Только тревожно звучит оркестр. Вот сосед — доносчик Барабашкин (он же домоуправ) что-то указывает военным, ведет их. Роль Барабашкина исполнил Валерий Бондарев. Исполнил блестяще в плане вокала и артистизма, и Валерий Бондарев, пожалуй, единственный, кому удались драматические сцены. Только его текст, четкий и внятный, всегда было слышно из зрительного зала. К сожалению, для того чтобы понять речь других исполнителей, приходилось сильно напрягать слух. Но после окончания первого акта казалось, что этот недостаток в спектакле единственный, и его наверняка можно исправить с помощью техники.

Второй же акт произвел несколько иное впечатление, и многим зрителям показалось, что длился он в три раза дольше первого. Во второй части драматических сцен заметно прибавилось, а это не самая сильная сторона оперных артистов, как уже было сказано. Порой во время диалогов (монологов) вступал оркестр, и тогда услышать речь просто не представлялось возможным.

Во второй части спектакля действие стало притормаживать, заданный в первом акте темпоритм сошел на нет. Сюжетные коллизии, в которых давно разобрался зритель, пережевывались и пережевывались, обыгрывались и обыгрывались… И к финалу, казалось устали все: и музыканты, и актеры, и зрители. В итоге к 11 часам вечера (а оперетта идет больше четырех часов) зрительный зал опустел практически наполовину. Актеры же на поклон вышли в полном составе, не потеряв ни одного бойца.