В интервью Волга Ньюс драматург рассказал, почему считает увольнение закономерным, что его смущает в актерской профессии и почему хорошо быть выгнанным из института.

"Не ощущаю себя выброшенным"

- Как ты можешь прокомментировать свой уход из театра? 

- Я ни к кому претензий не имею. По возможности честно отработал эти 16 лет, а теперь так получилось - больше ничего не могу сказать.

- Пытался как-то осознать, какую роль в твоей жизни сыграл этот театр?

- Нет, пока не было времени - я делал выставку, а головной боли в этом занятии не меньше, чем в других. И когда в театр прихожу, не чувствую, что я из него ушел. Нет отрезанности, общаюсь с теми же людьми. Только занят выставкой. Может, осознаю когда-нибудь, но боюсь, никогда, потому что, если сейчас появится другая работа, буду уже в ней.

Я недавно ездил к себе на родину на день рождения Эдуарда Боякова (Греков родом из Воронежской области, в Воронеже окончил три курса Политехнического и театральный факультет Института искусств, а театральный продюсер Эдуард Бояков сейчас исполняет обязанности ректора этого вуза. - Прим. Волга Ньюс). Собрался весь цвет современной российской культуры, Бояков перечислял знаковых людей, выпустившихся из этого вуза, и мне было очень радостно за педагогов. Три ночи проговорил со своим любимым учителем Сергеем Александровичем Надточиевым, человеком, благодаря которому я очень многое сделал и делаю, к чьему мнению прислушиваюсь. В Воронеже сейчас намечается что-то очень интересное - и Полунин приезжает преподавать, и Адасинский, и Дапкунайте, Эдик хочет и драматургическим направлением заняться, поэтому, если будет возможность с ним поработать, я возьмусь с радостью. 

Так что я не ощущаю себя выброшенным - наоборот, нахожусь в эпицентре. Я не буду ни с кем спорить, но и умалять то, что сделал в Драме, не хочу. А я сделал много полезного для своего театра, я считаю.

- Ты ушел сам?

- Гвоздков попросил меня написать заявление. Сам бы я, наверное, еще раздумывал. Он "помог" оформить мое решение.

- По-мирному расстались? 

- Абсолютно. Я бы хотел, конечно, как художник в некоторых людях что-то подправить, но многие, думаю, не против то же самое сделать со мной. Понимаешь, что главное: театр - это же корабль. И на нем должна быть твоя "команда". Все это время меня держали в Самаре люди. А теперь "моих" в театре осталось всего несколько человек. Есть студенты, да, но с ними я могу и так пообщаться. Держал очень сильно Олег Белов. Когда он заболел, я понял, какая опора ушла у меня из-под ног. Несмотря на все противоречия, очень любил меня Сан Саныч Амелин. Обижался страшно, когда я не приносил ему пьесу! А как он хотел играть в "Вентиле"! После премьеры сделал именно те замечания, какие я и сам видел. А на банкете задал мне сакраментальный вопрос: "А что, со мной зассал работать?" Я честно ответил: "Да".

"В плане ремесла я никакой актер"

- В театрах собираешься еще работать?

- От театра хочу немного отдохнуть, но из Драмы не ухожу окончательно - буду по-прежнему играть в "Невероятных приключениях Юли и Наташи", мы договорились. Вообще я давно хотел пожить, нигде не служа, решение долго назревало. Конечно, если ты живешь в России, не рассчитывай найти себе тихое спокойное место. Везде примерно одинаковый уровень стресса, недоделанностей и всякого подобного. Я вообще не думаю, что круто изменил свою жизнь. Что делал, то и продолжу. Ты спрашиваешь про театр? Если завтра меня кто-то позовет что-то ставить, я, конечно, поеду и поставлю.

- Есть уже что-то конкретное?

- Пока нет, но еще никто и не знает, что я уволился. Я никому не говорю - хочу отдохнуть.

- Ничего, сейчас напишем.

- Да, вот как Муравицкому (московский режиссер, когда-то служивший в труппе Самарского театра драмы. - Прим. Волга Ньюс) сообщу... Он обрадуется.

- Зовет тебя в Москву?

- Да. А я не хочу. Там, как Слава Дурненков хорошо говорит, "работать заставляют".

- Меня уже спрашивает "обеспокоенная общественность", уедешь ли ты теперь из города.

- (Очень удивленно) Да?

- Да-да. Так что заяви официально.

- Официально: пусть самарчане наслаждаются моим пребыванием в городе (смеется). Нет, в ближайшее время не собираюсь уезжать, хотя кто его знает. Я очень искушаемый человек. Вдруг поступит какое-то предложение, от которого я не смогу отказаться? Место для меня вообще мало значит. Я побывал сейчас в Воронеже - когда я там учился, это был запущенный город. Сейчас приезжаю - и вообще ничего не узнаю. Все в зелени, много нового выстроили, чисто. Там чисто!

- У тебя были за эти 16 лет реальные предложения или порывы уйти?

- Ну вот я сейчас расскажу, чтоб ты потом написала, да? Скажу только, что в какой-то момент, в 2000-е, у меня появилась другая жизнь, параллельная.

- Ты начал писать уже в Самаре?

- По-моему, в Воронежском политехническом. Первая моя пьеса называлась "Туча". Она была выдержана в стиле Островского, с действующими лицами-однокурсниками. Я устроил первую авторскую читку в общаге, имел бешеный успех. Вообще все, что я делаю, закономерно. Отец всю жизнь ставил самодеятельные спектакли, хотя работал в райкоме партии. В Сибири ставил, у нас в Воробьевке.

- С драматургическим "продвижением" тебе поначалу помог "отец" тольяттинской новой драмы Вадим Леванов?

- Все сложилось мистическим образом, невероятным. Я тогда поверил, что главное - писать, а остальное само собой сложится. Написал половину первой пьесы, "Четыре желания мадам Ватто". Показал режиссеру Максиму Кальсину (он как раз направил меня к Леванову). И в это время в театр из Омска приехала Даша Малинина, дочь нашего бывшего завлита. А в Омске как раз открывалась лаборатория, и Даша говорит: "Приезжай!" Я долго не мог решиться, но все-таки поехал. Мне потом говорили, что я вел себя так, как будто уже 10 пьес написал (смеется). И в поезде уже сочинял "Майзингер". Бывает так, когда долго что-то накапливается - потом прорывает. Через год я снова приехал на омскую лабораторию, потом в Москву, мы выступили в ЦиМе, нас пригласили на Яснополянскую лабораторию, оттуда на "Новую драму" - и понеслось! Но на первый свой фестиваль "Новая драма" я еще приехал вместе с Розой Хайруллиной в качестве приглашенного актера. Это так здорово было! Ощущение, что "ты еще не так плох, старик Розенбом", тебя куда-то зовут как актера! И там же я стал режиссером, когда мне с чего-то дали делать читку.
...А во всем виноват, конечно, полицейский из "Яблочной леди". Если 30 минут на сцене ничего не делать, что-то там накапливается... Все из постоянного желания расширить место, уготованное тебе судьбой. Выйти за рамки предлагаемых обстоятельств, будь они неладны.

- У тебя сейчас остались актерские амбиции? Почему ты вообще когда-то пошел именно на театральный?

- Мне очень повезло учиться там, где я учился, именно с этими людьми. Это был один из лучших курсов института. Что-то страшное, на самом деле! Я уже забывал, что я делаю, на кого учусь. До сих пор мы все общаемся. Я считаю, что ради этого где угодно и как угодно можно быть.
В актерской профессии меня смущает только одно - регулярность выступлений. Этого я не могу понять. Я готов что-нибудь сыграть три раза в год, затратившись по полной. А откуда взять ресурсы, чтобы выходить каждый вечер (если все делать по-честному) - я не понимаю. В плане ремесла я никакой актер - не могу выйти и потрясти своим внешним видом или дьявольским обаянием - только переживанием истории, а для этого нужно затрачиваться. Когда я делал "О вреде табака" в "Актерском доме", спектакли шли два раза в месяц, но даже это было очень тяжело.
Актер, я думаю, это знаешь кто? Вот Артур Ягубов как-то провел день с Дени Лаваном. Он рассказывал, как тот идет по улице - и все время что-то делает, очень внимательно наблюдает - вот он художник! А у нас профессия актера превращается в какую-то обывательскую, авторство исчезает. Так настраивают еще во время учебы: придет режиссер и все сделает. Это очень обедняет профессию. И затем, она же бродяжническая! Если здесь что-то не так, нужно искать в другом месте. Нужно все время быть в тренинге, ждать нельзя. И актер должен быть мыслящим, даже умение пользоваться своей органикой - это работа.

"А я так любил, когда меня выгоняют из института"

- Что у тебя сейчас с драматургическими делами?

- Режиссура увлекла меня так, что я два года ничего не писал. Надо будет этим летом вернуться к пьесам. Тем более, что сейчас многое произошло, в том числе на личном фронте, так что есть о чем написать (смеется). Вообще с писателями сложно дело иметь, не завидую. Они же берут всех, кто им досадил, - и в пьесу вставляют.

- За последнее время были новые постановки по твоим произведениям?

- В Тамбове сейчас будут ставить "Невероятные приключения Юли и Наташи". В Лиепае, где идет "Ханана", продлили договор. А вообще я мечтаю, чтобы кто-нибудь поставил "Химический дом" - мою любимую пьесу. Но она для будущего, когда всем захочется эстетства.

- У тебя только что открылась выставка в "Новом пространстве", на которой зритель увидел Германа Грекова в новом качестве. Давно ты занимаешься фотографией?

- С детства я делал две вещи: рассказывал страшные истории и рисовал. В художественной школе, правда, выдержал только три занятия. Понял, что там никогда не научусь рисовать - вопросы ведь возникают, когда есть личная заинтересованность, когда что-то делаешь сам. Я вампиров рисовал, а они говорят - листики!

С 1996 г. и пока не появился фотошоп, я делал коллажи, даже оформил книгу Валерия Бондаренко. А фотография меня всегда отпугивала - я терялся при словах "закрепитель" и "проявитель", "выдержка" и "диафрагма" для меня до сих пор звучат как ругательства. Я вообще ленив. И когда появились цифровая фотография и фотошоп, они идеально совпали с моими потребностями. Сейчас у меня дома студия, я накупил оборудования, чуть-чуть посмотрел в Интернете, как это делается, позвал знакомых попозировать... Сейчас уже работаю над новым проектом.

- Расскажи про выставленную серию Duende.

- Когда я нащупал манеру и стиль, работы стали складываться в одну серию - во что-то мистическое. Мне в ней очень важна грань между красивым и ужасным. Вроде бы ты видишь что-то инфернальное, но оно притягивает. Это пространство сна, видения, влекущая красота, которая засасывает тебя, как русалка. Понятие duende я нашел у Гарсия Лорки (лекцию испанского поэта и драматурга "Дуэнде, тема с вариациями" можно прочитать с монитора на выставке. - Прим. Волга Ньюс). Дуэнде - это энергия притяжения, это что-то печальное и невыразимое, связанное одновременно и с потерей, и с приобретением.

- Ты ушел из театра, ты делаешь выставку - какие у тебя представления о том, чем будешь заниматься дальше?

- А я не знаю. Может быть, сейчас за другую серию возьмусь, но скорее всего, за пьесу. Что-нибудь напишу, бог даст. Планов-то много. Я, честно говоря, давно хочу написать киносценарий. Причем не классический развернутый на 100 страниц, а просто повествование, какую-то историю для кино. Я скажу словами Геннадия Зацепина, героя моей пьесы "Майзингер". Когда знакомая сообщает ему, что дочку выгоняют из института, он говорит: "О! А я так любил, когда меня выгоняют из института! Выходишь на улицу - свобода! Столько возможностей!" И да, еще хочу всем пожелать быть верным самому себе.