- Сейчас все поглощены коронавирусом. Но ведь нас и до того накрывали подобные эпидемии, и, наверное, сохранились данные о том, как раньше боролись с инфекцией, например, с холерой?

- По этой теме мне встречались три художественных источника и один не художественный, в документах.

Первый художественный источник - рассказ матушки Алексея Толстого Александры Леонтьевны Толстой-Бостром "Как в деревне Малиновке холеру встречали". Он написан где-то в середине 90-х годов ХIХ-го века, когда сама она и ее юный сын жили на хуторе около деревни Сосновка.

Деревня в рассказе называется Малиновка, но вообще-то она никакая не Малиновка, а Сосновка-Павловка. Там есть какие-то имена, которые мне потом встречались в метрических книгах.

Когда этот рассказ читал - удивлялся, что холера пришла в середине 90-х годов и от нее вся Россия не вымерла в течение всех предшествующих и последующих десятилетий. В этом рассказе говорится, что вот течет там степная речушка Чагра, из нее пьют, в ней купаются, в ней бабы белье стирают. И несмотря на то что врачи приезжают и говорят: "Вы что делаете, ребята?" - на них там все чхать хотели.

И как сегодня шутят про выход из дома в Москве? Там шутят, как обмануть врача. Он стоит у одного водопоя, а крестьяне протоптали тропинку и пошли в другое место.

Медицинского обслуживания (во всяком случае, в тогдашней деревне) не было никакого. Человеческая жизнь тогда - 40 лет, потому что медицинского обслуживания никакого нет, и если в метрических книгах мне попадалось, что кто-то дожил до 60 с чем-то, то это вообще невероятный случай для деревни.

- А другие художественные источники?

- У Евгения Николаевича Чирикова, который жил в Самаре и одно время работал журналистом, есть целый роман-эпопея "Отчий дом". Он писал его уже в эмиграции, это Симбирская и Самарская губернии как раз в 1890-е годы, когда молодой Ленин жил в нашем городе.

Там Чириков описывает холерные бунты, холерные бараки. Это вообще страшное дело! Что такое холерные бараки и холерные бунты?

Вот пришла холера. И врачи - самоотверженные (врачи всегда были самоотверженные, и тогда, и сейчас, в том числе молодые, вчерашние студенты) - поехали в деревни спасать крестьян. А за чертой деревни строили бараки, куда свозили больных. То есть их изолировали от пока еще здоровых людей. И насколько могли защищаться - защищались и лечили.

Что делали с этими врачами? Деревня считала, и Чириков об этом пишет, что это правительство нас так, дескать, уничтожает. Бараки эти жгли, врачей убивали. Это было в России, и в том числе в Самарской губернии - десятки, если не сотни таких вот бунтов и смертей.

А Николай Гарин-Михайловский, он в те годы находился Самаре, в одной своей повести описывает чувашские деревни. У них немножко по-другому были маркированы смерть и рождение. Когда ребенок рождался - плакали, когда человек умирал - пляски, песни. И вот он описывает, как из одного конца деревни в другой каждый день пьяный гомон. Хоронили всей деревней, а это новые зараженные, и снова хоронили. И так иногда вымирала деревня.

- Это художественные источники, а вы еще говорили о документах...

- Я держал в руках отчет начала ХХ века, как раз время одной из вспышек холеры. Отчет о том, что было проделано Самарской земской управой для того, чтобы эту самую холеру искоренить. Может средства были не те, но люди, от которых это зависело, и тогда предпринимали героические усилия.

Прежде чем человека вылечить, надо было как-то ему объяснить: если не можешь дома сидеть, то хотя бы не трогай все что попало руками и из общего ведра у колодца не пей.

Этот достаточно большой отчет написан врачами и статистиками. Пафос его, насколько я помню, даже не столько медицинский, сколько просветительский. Победить эту болезнь надо было сначала в головах, а потом уже лечить на деле.

- В этом отчете были цифры по количеству заболевших и умерших?

- Были, и я сейчас не скажу точно, но это были сотни. Те нерадостные вещи, с которыми мы сейчас сталкиваемся, и тогда имели место.

О бараках мы уже сказали, но бараки - только часть дела, были ведь и умершие. А умерших нужно было хоронить не на общих кладбищах. Это, конечно, трагедия! Объясни попробуй это родственникам... То есть, были отдельные кладбища, где захоронения засыпались известью, потому что холерная палочка может жить десятки лет. Но все это встречало сопротивление.

- Распространение холеры тогда прекращалось само собой?

- С одной стороны, да, но предпринимались грамотные усилия для борьбы с ней. По имеющимся свидетельствам видно, что умели концентрироваться и понимать, что для этого надо сделать.

- Если вернуться к нынешней ситуации - как изменилась ваша жизнь из-за коронавируса?

- Изменился, прежде всего, тип работы. Сейчас я знаю, чем занимается каждый мой студент, я их всех озадачил, знаю, как помочь, как проверить. Свою музейную работой книге, в которой только что поставил последнюю точку.

В конце концов, чувствую, что невероятно продвинулся вперед во всех этих цифровых технологиях, овладел, наконец, всеми скайпами и зумами. Еще месяц назад не поверил бы сам себе, а сейчас каждый день работаю в них в активном режиме.

- Какой опыт мы, по вашему мнению, вынесем из нынешней ситуации?

- Мир должен измениться, стать другим. Такое ощущение, что мы очень долго жили, не понимая, кто в наш дом приходит, что он приносит, что забирает. Я имею в виду тот же Интернет, который нас поглотил, и мы без оглядки жили, бог знает с кем общались и даже забыли о настоящих друзьях.

А сейчас, мне кажется, за месяц все перенасытились виртуальным миром и общением. Уже хотят пожать кому-то руку и посмотреть в глаза. Мне кажется, даже в этом смысле мир должен измениться.