В "СамАрте", как уже сообщал Волга Ньюс, продолжаются репетиции "Гамлета". До премьерного дня 22 сентября остается месяц. О том, как показать "бред нашей жизни", о ржавом железе в новом самартовском спектакле и о том, почему с актрисами сложнее, чем с актерами, рассказал Волга Ньюс петербургский режиссер Анатолий Праудин.

- Интервью, которое я брала у вас перед первой премьерой в "СамАрте" в 2007-м, называлось "Три поросенка нужно ставить, как "Гамлета".
- Сейчас все по-другому, конечно. "Три поросенка" нужно ставить гораздо серьезнее, чем "Гамлета".
- Чем вообще отличается работа над первым и пятым спектаклем в одном и том же театре?
- Пятый спектакль ставить веселее. Когда дебютируешь, все равно возникают разного рода напряжения. А сейчас уже такой "домашний вариант", и все гораздо плотнее. Первый спектакль всегда немного впотьмах.
- Второй раз подряд вы беретесь за хрестоматийное произведение.
- А, ну это случайно получилось.
- Не вам задавать вопрос, "не страшно ли"...
- "СамАрт", по-моему, абсолютно созрел для такого рода работы. Страшно, конечно: это материал такого рода, о котором трудно заранее сказать, поддастся или нет.
- Вы наверняка знаете, что в этом театре "Гамлета" ставили в 1990-е.
- Это было почти 20 лет назад, в другой стране, в другом театре. Хотя есть артисты, которые играли в том спектакле. И это, конечно, отдельная история, когда артист, тогда игравший Гамлета, теперь играет Первого могильщика.
- На роль Заречной в "Чайку" вы пробовали почти весь женский состав труппы. У вас только с женскими ролями так?
- Да, с мужчинами мне все-таки понятнее. Я же это делаю не для того, чтобы кого-то выбрать, а чтобы подсказки получить "из первых рук". Потому что женская часть мира, конечно, неясна. С мужчинами все понятно (а с некоторыми вообще все понятно), а с женской природой - нет. Это со страху, такой вариант загодя начать работать и максимально активизировать девчонок. Они же сами предлагают варианты и выступают в качестве провокаторов мысли и ощущения.
- То есть с "Гамлетом" было то же?
- Через Офелию все прошли. Я честно всех предупреждал, что будет выбрана одна, это история сугубо добровольная.
- Вы всегда репетируете только с одним составом?
- Второй состав - это все-таки что-то очень специальное. Выбор артиста - это выбор судьбы, а двух судеб не бывает. Два состава - это нечто производственное, в них не бывает художественной необходимости.
- С актером на главную роль сомнений не было?
- Когда возникает название, уже имеешь в виду, кто бы это мог осуществить. А это значит, что подспудно, на уровне подсознания, я все время думаю, что нужно взять на одного артиста, что на другого. Потом вдруг возникает название. Мне показалось, что Павел Маркелов внутренне созвучен Гамлету. Было ощущение, что его мир должен откликнуться на эту тему.
- Специфика самого артиста диктует вам что-то в трактовке пьесы или образа?
- В театре ведь на самом деле никто никому ничего не диктует. Мы так зависим друг от друга, замысел так развивается благодаря актерским индивидуальностям, их предложениям и в диалоге со мной, что я что-то не припомню, чтобы те ощущения от пьесы, которые были у меня в начале работы, не претерпели серьезных изменений.
- Сейчас мы говорим с вами на середине "дистанции". Сильно трансформировалось за это время ваше видение "Гамлета"?
- Конечно, сильно. Естественно, я изначально ориентировал актеров в определенном направлении, но не думал, что настолько...
- Можете приоткрыть, в каком?
- Сразу было понятно, что это история о столкновении нравственной личности с вывернутым миром. Размышляя о том, как этот вывернутый мир можно было бы организовать и какого качества эта жизнь, я сориентировал артистов на то, что в трагедию нужно проникать через эксцентрику. Должно быть какое-то созвучие с нашим миром - а он очень эксцентричен. Нужно показать, как здоровое начало сталкивается с этой средой и погибает в ней - то есть растворяется и становится таким же. Надо сказать (что нас всех и пугает, и радует) - все повернулось именно в эту сторону. В сторону эксцентрики и черного юмора. Как в жизни нам во многих ситуациях хочется сказать просто: "Бред какой-то". И вот этот бред, с которым столкнулся Гамлет, нам нужно как-то сочинить.
- Офелия - тоже часть этого мира?
- Это написано у Шекспира, что Офелия абсолютно подчинена этому миру и является в нем идеальным исполнителем. Простите пожалуйста, ей заказывают интимное свидание и наблюдают за ним. Это что за девушка такая?! Ей говорят: значит, надо парня принять, только мы будем в холодильнике сидеть и в дырочку смотреть. И постарайся его как следует раскрутить. "Есть", - говорит она. И даже не удивляется. Это как раз написано, тут и сочинять ничего не надо. Нужно только придумать, КАК это.
- Вы делаете новый подстрочный перевод текста?
- Да, молодой драматург Ася Волошина сделала подстрочный перевод, естественно, сверяясь со всеми знаменитыми отечественными подстрочниками, в частности, с текстом Миахила Морозова. Мы пользуемся и такими средствами, когда мир говорит на подстрочнике, а Гамлет - Пастернаком.
- Вполне шекспировский подход.
- Я думаю, да. Это совершенно дикая фактура, но в ней что-то есть. Как про Гамлета говорят: конечно, это полное безумие, но в этом есть какая-то система. Вот надо сделать такой спектакль. Чтобы у зрителя было ощущение, что это полное безумие, но в этом есть какая-то система.
- Было бы странно ждать от вас спектакля в исторических костюмах.
- Да нет, можно сделать и в костюмах, если это от автора. Наше дело же вторичное: угадать авторскую поэтику и эстетику и перевести ее на сценический язык. Я иду традиционно - за автором. Мне кажется, что он так хотел. Так это видел.
- Вы работаете с постоянным соавтором, художником Алексеем Порай-Кошицем. В ваших спектаклях сценография все время пропущена через какой-то один материал - картон в "Привет, Рэй!", поленья в "Фальшивом купоне". Что здесь?
- Ржавый металл. Стоит огромная цистерна с пивом посреди сцены, в таком ржавом кабинете, который является Эльсинором. Там живут король, королева и все, все это дышит, движется, корчится, ездит, появляется, исчезает...
- У Валерия Фокина в его недавнем "Гамлете" были прямые намеки на тоталитарное государство.
- А король и королева - это действительно тоталитарное государство, никуда от этого не деться. И Шекспир подчеркивает, что государством управляют безумцы. Ну и мы туда же смотрим.
- Известный шекспировед Алексей Бартошевич считает, что есть "гамлетовские" и "негамлетовские" эпохи. Эпохи, в которые этот персонаж и эта история актуальны, и те, в которые - нет.
- Бартошевичу виднее, конечно, но я даже не понимаю, о чем он говорит. По-моему, если идея рождается и начинает осуществляться, - значит так надо. Эпоха тут ни при чем. Я думаю, если спектакль у нас не получится, дело будет не в эпохе. (смеется)
- В работе вам помогают недавно выпустившиеся самартовские режиссеры. Какие ощущения от этого набранного из актеров курса?
- Все они играют в "Гамлете". Ощущения возникнут, когда выпускники начнут ставить спектакли. Опыт всегда интересен, а вот что из этого вышло - покажет только их самостоятельная практика.
- У них есть перспектива ставить? В "СамАрте"?
- Так, собственно, для "СамАрта" это и затевалось. Чтобы у театра был свой квалифицированный режиссерский цех и можно было не зависеть так от дорогостоящих команд.
- Была информация, что теперь вы набираете актерский курс в Академии Наяновой?
- Это пока еще в проекте, у нас идут переговоры. Пока я набрал режиссеров в Питере в Академии театрального искусства.
- Но в принципе возможен здесь актерский курс под вашим руководством?
- Актерский - нет, а вот курс актерско-режиссерско-сценографический - это было бы интересно. Я считаю, что раздельное обучение себя исчерпало, и если мы хотим хоть на миллиметр уйти вперед, нужно воспитывать принципиально новых специалистов. Актеров, сценографов и режиссеров в одном лице. Универсальных людей театра. Я уж не знаю, чем именно они будет заниматься, потому что каждый сможет выбрать только одну стезю, но диалоги между специалистами тогда будут идти совсем по-другому.
- Но в Питере вы все еще воспитываете режиссеров отдельно?
- В Питере существуют ГОСТы. Но все равно я сейчас набрал "чистых" режиссеров, а художник Порай-Кошиц у меня - основной педагог. Все равно в режиссуру - через актерское мастерство и пространственную композицию. Я буду пробовать из этих режиссеров делать еще и актеров, и сценографов.
- Как поживает ваша "Экспериментальная сцена" в театре "Балтийский дом" в Питере?
- Да ничего. Сейчас мы закончили цикл "Великие театральные учебники ХХ века": выпустили Брехта "Покупка меди" (учебник эпического театра), до этого Станиславского "Работа актера над собой" и "Работа актера над ролью" и Михаила Чехова "О технике актера" - теперь у нас есть все. Делаем лабораторную работу "Дядя Ваня. Этюд над ролью", будет такой спектакль о том, как готовится спектакль через этюд.
- В Самару с гастролями приедете?
- Позовут - приедем. Я уже привозил три спектакля на "Золотую репку": один екатеринбургский и два питерских.
- Уже известно, что дальше будете ставить в "СамАрте"?
- Да, если ничего не случится, будем делать "Иванова" в 2015-м году.
- Вы ведь работаете не только в Питере и Самаре?
- Да, в 2014-м я в Екатеринбурге.
- ТЮЗ?
- ТЮЗ, конечно, кто ж меня во взрослый театр-то пустит (смеется). Буду ставить "Похождения бравого солдата Швейка", большой амбициозный проект с выездом в экспедицию в Австрию и Венгрию.
- Вы говорили, что попасть после режиссерского в ТЮЗ было, в общем-то, признаком неудачи. А работать в регионах?
- Выезжать и ставить в больших российских городах - это, наоборот, сумасшедшее расширение. Нет, Екатеринбург, Самара, Новосибирск, Омск, Нижний Новгород - это был круг городов, работой в которых гордились. Вообще, я помню, когда выпустил свой первый курс в Екатеринбурге и одна студентка (Елена Орлова) попала к Монастырскому, я был ужасно горд.
- Получается, преподаете вы почти столько же, сколько ставите. Хочется спросить только, как вы все успеваете.
- По очереди. Есть один такой фокус. Где отдыхают от работы на турнике? Знаете? На брусьях. Когда есть театр и школа, в школе отдыхаешь от театра, а в театре - от школы.