- Вы не в первый раз в Самаре.

- Да, и хорошо запомнил тот незабываемый прием, который оказали мне в вашем городе четыре года назад. Меня как раз спрашивали сегодня в Самарском университете, в чем разница между тем визитом и этим. Сегодня я приехал в семь утра и не посмотрел еще ни бункер Сталина, ни музей "Самара космическая". Но успел оценить для себя разницу: я вижу, как люди в Самаре растут, что касается молодежи, например.

Я только что вернулся из большого гастрольного турне по Америке: Панама, Гавана, Лима, Сукре, Бразилиа... И говорю сам себе: слушай, Томас, отдохни, сделай паузу. На моем столе выросла гора писем, я достаю из нее первое попавшееся - и это оказывается письмо от госсекретаря Министерства науки, искусства и исследований моей федеральной земли Баден-Вюртемберг, он пишет, что мне нужно прекращать паузу и продолжать гастроли. Я нашел в этом позитивную сторону, подумав: слава богу, что еще кому-то нужен! И снова отправился в дорогу, через Санкт-Петербург и Москву в Самару. Российское гостеприимство было настолько велико, что ошеломляло меня и доводило почти до беспамятства.

- Пишут, что вашему "Театру в жилетном кармане" 35 лет. Вы были его основателем?

- Мы специально не уточняем дату нашего основания, и, если вдруг на нас нападают политики, говорим: извините, у нас сейчас юбилей празднуется, не до вас. У меня есть такая универсальная печать, на которой написано слово "мир" на всех языках и "40-летие "Театра в жилетном кармане". Отсчет идет с 1949 г., но на самом деле начало пути нашего театра - 1828 год. То есть наша театральная династия насчитывает уже больше 150 лет. Мой прадедушка работал тогда в театре для великого герцога нашей земли, а дату можно установить по монете, которую он получил в награду.

Честно говоря, мне, правда, трудно сейчас определить, когда именно был основан наш театр, потому что в Германии никогда нельзя было говорить правду. В нашем парламенте время от времени звучали призывы "искоренять старые пни". И когда я хочу получить субсидию побольше, тогда говорю, что у меня "молодой начинающий театр" (смеется). Так что я остановился на дате 1949. Моему отцу было лет 17-18, когда он основал свой театр и назвал его "Театром в жилетном кармане".

- Вся ваша семья занималась театром?

- Да, и так было всегда. Подобные театры, в которых работали представители одной династии, мы можем увидеть во Франкфурте, в Киле, в Швейцарии.

- Театр достался вам по наследству?

- Можно представить это так. Обычно основное наследство достается старшему, но мне повезло - я больше других видел постановки отца, поэтому считал, что у меня больше прав. Старшие дети конфликтовали и в итоге разбежались, а я все время был с отцом, пока он не умер, и поддерживал его, и говорил, что мы будем укреплять наш театр, что-то новое придумывать. Когда его не стало, я единственный оставался при театре. Банк пообещал закрыть нас за непомерные долги, но я возразил, что я молодой артист, и мне повысили кредитную линию. Так я стал руководителем театра. Директором становятся именно в тот момент, когда нужно спасти театр от закрытия и сказать, что мы будем продолжать работать и найдем возможность играть для других артистов. Это был решающий момент, благодаря которому я здесь перед вами сижу.

- У вас частный театр?

- Да, частный, и он отличается от государственных или городских театров. Мы немного отходим от классических традиций и в постановках, и в проектах. Нам повезло - земля Баден-Вюртемберг имеет четырех зарубежных партнеров (Россия, Япония, Китай и Венгрия). Это приоритетные партнеры и для наших проектов.

К счастью, получить визу для культурного проекта легче, чем обычную - мы проходим по разделу "гуманитарная деятельность" (Humanitaet). Сейчас я четыре раза ездил за визой в Мюнхен, рядом со мной в очереди стояли люди, которые говорили, что у них в машине трупы, им нужно срочно перевезти их в Россию, и на этом фоне то, что мы с женой получили визу с нашей "гуманитарной деятельностью", было несказанной радостью.

- А как власти в Германии настроены по отношению к театру, культуре? Насколько вам сложно с ними общаться?

- Мы с 1982 г. подаем заявки, связанные с международными проектами, и 25% их были удовлетворены. Подобные заявки могли подавать только маленькие театры, не государственного размаха, только им давали финансирование. Кроме того, власти в Ульме заинтересованы в развитии культурных проектов в сельской местности. Сегодня я был у вас в Госуниверситете, и мы говорили о том, что было бы интересно привезти сюда театр, играющий на швабском диалекте.

- В немецком языке так радикально отличаются диалекты?

- Да. Мы иногда забываем о корнях, но когда-то все были детьми, и моя мать, например, фанатично относилась к швабскому диалекту (изображает, как он звучит). У него немного другие интонации, другой распев и силовые акценты. Мы забываем свои языки, мы видим сегодня, что люди одинаково одеты, говорят на одинаковых языках и соблюдают одни и те же традиции. Когда я был в гостях в Петербурге, мне показалось, что из 10 человек, которых я встречал, восемь занимались своими делами в ноутбуке. При этом в России я, например, стараюсь тихо говорить в поезде, потому что в Германии не принято понижать голос и здесь мне иногда делают замечание. Где бы я ни находился, мне кажется, что русским не хватает какой-то одной комнаты, потому что гостиная одновременно и спальня, на ночь из дивана складывают кровать, и приходится иногда ночевать с друзьями в одной комнате, чего обычно не бывает в Германии.У каждой страны - свои традиции.

- Немецкий театр считается сегодня одним из лучших в мире.

- Я в этом не уверен. Я думаю, что русский театр со Станиславским и Островским занимает приоритетное положение, и поэтому нам так важен сам факт сотрудничества с Россией.

Что касается нашего города Ульма, то у него самый высокий в мире кафедральный собор и в этом месте берет исток Дунай, и еще в пещере нашли какую-то очень древнюю высеченную из дерева фигурку. Больше об Ульме ничего не могу сказать. Но вы, конечно, спрашиваете о другом. Не могу со стороны оценить современный немецкий театр, поскольку нахожусь внутри этого процесса, но не утаю от вас, что наш театр имел большой успех и в Бразилии, и в Перу, и в Австралии... Но в России у меня трясутся руки, я побаиваюсь, как меня примут публика и критика.

- Вы в своем театре не только директор?

- Нет, я также артист и режиссер, был драматургом, но, к счастью, мои инсценировки не ставили. Танцевал, но, слава богу, больше уже не танцую.
- Часто в Германии ставят Генриха Белля?

- Не так часто. Я два года готовил этот спектакль, к тому времени уже были и экранизация, и театральная постановка с участием 70 артистов, а у меня была сумасшедшая идея сыграть роман одному. Я вообще раньше осуществлял экстравагантные вещи, например, поставил роман Гессе "Степной волк", хотя писатель завещал никогда этого не делать.

- Насколько вам близок этот беллевский грустный клоун?

- Когда я впервые сыграл "Глазами клоуна", мне исполнился только 31 год. Люди кричали "браво", но на самом деле мне было чуждо то, что у него происходило. И только спустя 20 лет я по-настоящему все понял. Взрослеешь и мудреешь в том числе и с теми постановками, в которых играешь. Не всегда в 18-20 лет артисты имеют представление о том, что доносят до публики.