- Для своего первого спектакля в статусе художественного руководителя вы выбрали произведение Льва Толстого "Воскресение". Чем этот роман вас так привлек?

- Никакой подоплеки нет. Я давно заглядывался на это произведение. Когда-то мне предложили сделать постановку "Воскресения" в новосибирском театре "Старый дом". Я выбрал роман "Воскресение" и стал уже над ним размышлять, но проект свернулся, Андрей поменял свои планы, и мы так и не начали работу над спектаклем.

Когда я приехал в Самару, посмотрел на театр и труппу, то сразу увидел Катюшу, Нехлюдова, какой-то воздух, который мне показался правильным и нужным для этого произведения. Я решил снова рискнуть, потому что очень люблю Толстого.

Оказывается, что по этому же произведению сейчас делают постановку в трех петербургских театрах — в "Приюте комедианта" Семен Серзин, в театре "Ленсовета" Айдар Заббаров, на новой сцене Александринского театра Никита Кобелев. Все три премьеры уже выпущены с разницей месяц-полтора.

- Почему сейчас у режиссеров такой интерес именно к этому произведению?

- Темы для высказывания всегда витают в воздухе. Должно быть, пришло время рефлексировать на тему внутреннего перерождения. Не знаю почему. Откликнулось.

- Вы уже  успели посмотреть эти новые постановки по "Воскресению"?

- Не стану смотреть до своей премьеры. Потому что я знаю, что они на меня будут влиять, меня будут сбивать, я буду отвлекаться.  Стараюсь никогда не смотреть и не изучать чужой опыт постановок, если сам работаю над этим же произведением.

- Пьеса для самарского спектакля по роману ведь уникальная. Этот текст будет звучать только с самарской сцены.

- Да, пьесу у нас писал Алексей Житковский. На мой взгляд, один из самых сильных драматургов сегодня в России. Пьеса замечательная. Сложная, многослойная и в то же время очень игровая, а местами даже абсурдистская. Роман ведь не маленький, и трудность заключалась в том, чтобы все это уместить в сценическое время, не потеряв сюжетных поворотов.

Он писал пьесу по роману Толстого, но в ней по настроению прослеживается и Гоголь, и Достоевский. Он смешал эту чертовщину русской жизни с иронией над самим собой, над героем.

- Расскажите подробнее про вашу поездку в Ясную Поляну: зачем это было нужно артистам?

- Мы ехали по железной дороге, в чем было свое очарование, и провели два прекрасных дня в Туле. Ясная Поляна, родовое имение Льва Николаевича, находится от Тулы в 10 километрах. У нас были прекрасные экскурсоводы, которые подробно рассказывали о творчестве Толстого, о быте той эпохи. Мы прикоснулись к простым бытовым вещам, окружавшим жизнь великого автора, и, мне кажется, приблизили себя к нему и к пониманию его произведений.  

Во-первых, ребята воодушевились и получили новый опыт. Во-вторых, произошло какое-то сплочение, что очень важно, потому что спектакль это — мир, который создает группа людей, а не один человек. Если эта группа слышит друг друга, чувствует, дышит одним воздухом, говорит на одном языке, то это самое важное в работе. Дело не в талантах, а именно в этом единении людей, которые взвалили на себя ношу дойти до премьеры и предложили зрителям какой-то разговор.

- С момента замысла в "Старом доме" и до постановки в СамАрте представление о том, как должен быть воплощен роман на сцене, изменилось?

- Кардинально. Потому что я режиссер, который не придумывает спектакль дома. Кто-то формулирует замысел у себя в голове –– придумывает все, вплоть до мизансцен и прочих вещей — и начинает его воплощать. Мне интереснее работать иначе.

Я работаю с артистами, с живыми людьми, рождение, развитие мыслей, их воплощение происходит на репетиции. Для меня важен именно этот процесс, так называемый "застольный период" — метод действенного анализа, придуманный Станиславским, развитый Марией Кнебель.

Вот это вот варево, которое затевается в "застолье" — когда ищутся все причинно-следственные связи, накладывается личный опыт артиста на обстоятельства, предложенные автором, происходит единение, останавливается время артиста и включается время автора и время этого мира, предложенного автором  — вот это мне кажется самым ценным в нашей работе. Что бы я ни сочинил, я прихожу на репетицию и встречаюсь с артистами, их энергией. С этой энергией интересно работать, потому что каждый артист — это целый мир, и мне важно с ним взаимодействовать.

Этап "застолья" нам очень нравился. По крайней мере, мне точно, ведь я вижу результаты. Вот это варево толстовско-житковского текста на репетициях начинает прорастать. За две недели до премьеры мы вышли на сцену, чтобы эту накопленную энергию чувств, страстей, выплеснуть уже в сценическое пространство. Начинается строительство спектакля в пространстве сцены: свет, звук, мизансценическая партитура, хореография и прочее.

- Работали ли вы с дополнительной литературой к роману "Воскресение"? Ведь сам Толстой тоже вдохновлялся другими произведениями, например, Ги де Мопассаном.

- Мы все старались брать из толстовской жизни. Я изучал его биографические очерки разных авторов. У Павла Басинского есть хорошая книга "Лев Толстой. Бегство из рая". В ней описаны трансформации, происходящие с Толстым на протяжении всей его жизни: с Софьей Андреевной, с семьей, переживание бесконечных смертей детей, отказ от собственности.

Интересно проследить за его философскими метаморфозами. Все это очень здорово перекликается с текстом "Воскресения". Когда погружаешься в биографию Толстого и в перипетии его жизни, то чуть больше становится понятно про главного героя романа и что им движет.

Из названия следует — "Воскресение" — воскрешение человеческой души. Для себя я это формулирую как пробуждение. Пробуждение из такого социального сна, в котором мы все живем, существуем в различных ролевых моделях, рамках, задачах; есть обстоятельства и среда, которые нас формируют. В какой-то момент человек перестает себя самоидентифицировать и чувствовать — какой он настоящий, чего хочет именно он, что ему действительно важнее и нужнее. Важным и нужным становится накат, привычная дорога, рамки, в которых он существует.

"Воскресение" — это история о том, как человеку в один момент удалось увидеть себя, образно говоря, в зеркало. Произошло осознание, и это понимание движет его к пробуждению. А когда он пробуждается, он видит, что в его душе пусто. Вся жизнь была фальшива и пуста. Дальше происходит попытка заполнить эту пустоту.

Мы следим за тем, как человек, осознав себя, пытается осмыслить, как он жил.

- Как бы вы посоветовали зрителю подготовиться к просмотру вашего спектакля?

- Я точно могу сказать, что этот спектакль, будет не для отдыха, не для развлечения. Надеюсь, что он, наоборот, будет призывать к работе — душевной, умственной.

Все люди, которые идут в театр, приходят так или иначе посмотреть на себя. Смотреть на себя через  призму чьей-то истории и какого-то сюжета. В каждом спектакле зритель ищет себя и отвечает на свои вопросы: грустные или веселые — не важно. Я также ставлю спектакли для себя. Разговоры о "социальной значимости" и "гуманистических целях" — это всё лирика. Ты разбираешься с собой, работая над тем или иным материалом, пытаешься понять, что происходит вокруг тебя. На стыке этих неразрешенных вопросов, если повезет, рождаются ответы. И, может быть, эти ответы будут просачиваться сквозь полотно спектакля.

Как готовиться к спектаклю? Просто открыться, прийти в зал, сесть и быть готовым к разговору. Любой спектакль — это разговор со зрителем. Нужно открыться и попытаться вступить в диалог. 

- Чтобы начать диалог, нужно прочитать роман "Воскресение"?

- Это было бы здорово. 

- Вы уже открыли сезон в статусе художественного руководителя театра. Как вам работа в СамАрте?

- Есть свои проблемы и их очень много, они самого разного плана — все как в любом учреждении. Но я прихожу на репетиции и получаю удовольствие от того, как артисты включаются в работу. Первую неделю со мной им было сложно, как и мне с ними, потому что нужно было сформулировать, нарисовать, хотя бы в тумане, образ того мира, куда мы движемся.

В течение недели происходило осторожное знакомство. Ведь я пришел на должность худрука, а не начал с постановки спектакля, как обычно это происходит. Но сейчас уже возникает легкость и простота в общении.

Материал "Воскресения" достаточно сложный, я стараюсь немножко раздраматизировать процесс работы над ним, чтобы трагичное переплеталось с ироничным.

Сейчас я доволен, я почувствовал труппу. И как мне кажется, они тоже начали понимать меня и выполняют сложные задачи. Ребята сейчас очень хорошо работают. Я не знаю, что получится в результате, но меня восхищает работа артистов во время подготовки спектакля — то, как они подключаются, пропускают через себя материал, как они находят болевые точки своего персонажа, как они жонглируют в обстоятельствах пьесы своим мастерством, глубиной и профессиональными умениями.

- Какие планы у СамАрта после премьеры "Воскресения"?

- У нас уже расписано два сезона. После "Воскресения" приступит к работе Мурат Абулкатинов. Он будет делать "Бурю" Шекспира, премьера которой запланирована на 13 сентября. Мурат — молодой режиссер, но уже зарекомендовавший себя. Он ученик Сергея Женовача.

После "Бури" начинает работу над спектаклем  Дарья Борисова. Она режиссер мюзиклов и делает яркие музыкальные, танцевальные бродвейские истории. Я видел у нее несколько постановок. Она ставила в Тюменском драматическом театре "Семейку Адамс" — это фееричный, яркий спектакль, получивший сразу девять номинаций на премию "Золотая Маска". В СамАрте Дарья готовит сказку к Новому году. Это "Рождественская песнь в прозе" Диккенса. В спектакле задействована большая часть труппы. Премьера запланирована на 20 декабря.

В марте или в апреле 2025 года начнет работать Галина Зальцман. Недавно она представила в СамАрте "Возвращение". В новом сезоне мы взяли курс на баланс между классикой и детскими спектаклями.