В рамках абонемента "Нет времени у вдохновенья" в Самарской филармонии 23 марта прошел литературный вечер народного артиста России Сергея Никоненко. Актер наизусть с выражением прочитал стихи Сергея Есенина, рассказы Василия Шукшина и помянул обоих литераторов добрым словом.
Перефразируя известную пословицу, можно было бы сказать "Сытое брюхо к общению глухо" и применить ее к поведению артиста Сергея Никоненко в Самаре. Дав слово явиться на интервью со СМИ, актер, вкусив гостиничной солянки, все же забыл о нем и изволил почивать, пока покой "звезды" не нарушили напоминанием о том, что ее ждут. Все еще игнорируя журналистов, неторопливый Никоненко первым делом осмотрел сцену и, удовлетворившись увиденным, распахнув пиджак элегантного костюма, рассуждал о роднящем Есенина и Шукшина патриотизме.

- Почему для своего литературного вечера вы выбрали творчество двух столь разных личностей?
- И тот, и другой очень любили Россию. Это уже немало. "Никакая родина другая не вольет мне в грудь мою теплынь", – под этими словами Есенина мог подписаться и Василий Шукшин. Он тоже писал о России, писал по-своему, осмысляя страну через людей, характеры которых он хорошо знал.
- Чем вас зацепил Василий Макарович?
- У нас с ним духовная и, можно сказать, душевная близость. Хотя поначалу трудно было разглядеть его талант. Я-то знал его еще в ту пору, когда он не поставил ни одной картины и не опубликовал ни одного своего рассказа, повести, романа, пьесы. В то время ему несладко жилось. По сегодняшним понятиям это был бомж. Кстати, и Сергей Есенин в Москве был тем же бомжем. Правда, он был очень элегантным, в отличие от Шукшина, шил костюмы и рубашки у очень дорогих портных, тщательно следил за собой. Василий же Макарович был проще. И, на первый взгляд, он казался простым русским мужиком. У Шукшина жизнь складывалась немного по-другому. Он окончил институт, и из общежития его попросили. Ночевать ему было негде. Ему предлагали поехать работать в Минск и другие города. Но он принципиально оставался в Москве. Ночевал на вокзалах, в общежитиях, проникая в них через окно. Несколько раз он оставался у меня в коммуналке на раскладушке, на которой спали поэт Геннадий Шпаликов, футболист Влад Стрельцов и потом еще 8 месяцев – Никита Михалков...
- А как он у вас оказался?
- Он пришел, спросил, можно ли заночевать. Я разрешил. Он остался на другую ночь, а потом сказал: "Поживу еще недельку". В результате прожил 8 месяцев.
- Вы надежный человек, готовый подставить дружеское плечо…
- Считайте, что это так. Помогать ближним было в природе моих родителей, если у них была такая возможность. Думаю, что и моей матери помогали многие люди, когда она оказалась со мной на оккупированной территории.
- Мама застала творческие успехи своего сына?
- Да, она была очень рада, что я перестал шататься по улице. Я ведь принадлежу к поколению мальчишек, которые жили без отцов. Многие из них оказались на улице и попали под дурное влияние. В 13 лет наступил момент, когда я встал на распутье. Надо было выбирать, куда идти. Оставаться таким же, как те мальчишки, или выбирать иной путь. Слава богу, я тогда влюбился в 10-летнюю девочку. Она занималась в драмкружке, и я последовал ее примеру. В итоге она ушла из драмкружка, а я остался…
- Какой фильм стал для вас отправной точкой, когда вы поняли, что к вам пришла популярность?
- Фильм "Журналист" моего учителя Сергея Герасимова, где у меня была большая роль. К тому времени я прошел хорошую школу, снялся во множестве фильмов и сыграл не одну главную роль. Это была уже моя 13-я роль в кино. Но осознание того, что я уже что-то умею как актер, ко мне еще не пришло. После "Журналиста" я понял, что всерьез прикоснулся к своей профессии, которую приходится постигать всю жизнь. Она как горизонт – все время отодвигается. А ты постоянно к ней тянешься и хочешь попробовать что-то новое. Для меня всегда достойным образцом был Михаил Ульянов – с ним мы много беседовали в свободное время. По его опыту я понял, что человек становится артистом, когда проживает жизнь. И когда мне молодые говорят: "Я выучил роль и все могу", я их спрашиваю: "А прожить-то сможете?" Они непонимающе переспрашивают. А ведь прожить важно.
Через несколько минут Никоненко вышел на сцену. Его встречал полный зал, к чему ахнувший от удивления актер был явно не готов и тут же заверил зрителей: "Я постараюсь оправдать ваше доверие". Зачем-то Никоненко начал с творческого отчета, представившись как актер кино, о чем самарцы знали и так, и в цифрах обозначил свой плодотворный творческий путь: 52 года в кино, больше 200 ролей, 15 срежиссированных фильмов. "Да мы тебя знаем, Колобок", - воскликнул кто-то из зрителей, вспомнив, пожалуй, самую известную роль Никоненко в "Каменской". "Спасибо, милый!" — поблагодарил артист, но повел речь отнюдь не о полковнике Гордееве, а о своей малоизвестной роли Есенина в фильме Сергея Урусевского "Пой песню, поэт...".

"Эта роль многое определила в моей жизни. - продолжал Никоненко. - Сначала я хотел поставить фильм о Есенине. В то время как раз открылись новые документы, связанные с его жизнью и творчеством. С поэтом Евгением Юшиным мы написали 3 варианта сценария для фильма. Но он так и не был снят. Вместо этого 16 лет назад я нашел помещение в доме 44 в Сивцевом вражке, где в 1920 г. бывал Сергей Есенин - здесь жили его первая жена Анна Изряднова и сын Георгий".

Здесь Сергей Никоненко, собравший к тому времени немало материалов о Есенине, в 1994-м открыл Есенинский культурный центр. С тех пор он не только коллекционирует материалы о поэте, но и популяризирует его творчество на литературных вечерах. Далее артист выразительно зачитал наиболее известные стихи Сергея Есенина. Особенно экспрессивно он продекламировал текст "Черного человека", представив яркий образ страшного оппонента лирического героя.

Стихотворные чтения Сергей Никоненко предварял интересными сведениями о жизни поэта, правда, под конец забыл текст известного стихотворения - сказывалась солянка. Во второй половине встречи артист перешел к чтению одного из рассказов Шукшина. Публика одинаково тепло принимала классику в его исполнении, поддерживала актера аплодисментами, когда он забывал текст, и подносила к его ногам тюльпаны. В благодарность Никоненко продолжал читать, пока хватало голоса. И лишь сполна усладив слух присутствовавших, удалился.