– Вопрос первый напрашивается сам собой: как вам новая сцена, на которую артисты вышли впервые? Готова ли она сейчас?
– Сейчас вам никто ничего не скажет о ее готовности со стопроцентной уверенностью. Для этого артистам нужно ее по-настоящему «обжить», обкатать весь репертуар: и оперный, и балетный. Тогда можно будет говорить конкретно, готова ли она и, самое главное, готовы ли мы к ней. Но то, что уже сделано, конечно, не может не впечатлять. Это просто грандиозные преобразования, и зрители совсем скоро их оценят.
– Заявленная с самого начала задача — сделать ее на уровне лучших концертных залов Европы - выполняется?
– Безусловно! И сцена, и зал будут отвечать самым высоким требованиям: все, что делается, делается на мировом уровне. То, что было, и то, что стало, — это небо и земля. Сцена получилась великолепная: ее зеркало осталось без изменений, но она увеличилась и в высоту, и в глубину. Так что приспосабливаться к ней артистам, режиссерам — это дело не одного дня.
– У режиссера ведь свое видение развития действия, мизансцен...
– Вот именно. Это в академическом хоре все просто: они сидят в зале в определенном порядке, так же выходят на сцену и поют. Складывается определенный ансамбль. А в большом спектакле режиссер расставляет хористов так, как требуется, согласно его решению сцены. Плюс еще я, например, разучиваю вещь с тридцатью певцами, а мне говорят: тут надо пять, тут — десять, а тут вообще — шестьдесят... И здесь уже я начинаю выкручиваться.

Например, в тех же «Видениях Иоанна Грозного» Ростропович еще до своего приезда в Самару нам заказал хор на сто человек. Там же есть и новгородцы, и москвичи, и души умершие — много всякого народа. Причем в некоторых сценах все они встречаются... Помогла мне тогда школа №88. Там есть неплохой хор мальчиков, который нам пришлось приглашать в спектакль для количества. 
– В программках вы, главный хормейстер, указываетесь как один из постановщиков спектаклей. Как вы «делите власть» с дирижером, с режиссером?
– Делим с трудом, так как я очень упрямый человек. И вообще считаю, что судьба хормейстера оперного театра трагична (улыбается). Потому что ты делаешь свою работу в классе, у тебя свое представление о том, как все это должно выглядеть и звучать, а потом сдаешь все это дирижеру и начинается... Это просто чудо, если у тебя с ним одинаковое отношение к материалу, одинаковое его прочтение. Мы, исполнители, должны быть тождественны в продукте, который вместе выпускаем на зрителя, а это бывает, к сожалению, далеко не всегда.
– С кем из дирижеров у вас сложился контакт, а с кем нет?
– Ну, называть фамилии - это несколько некорректно. Но, например, могу сказать, что замечательно складывается с Владимиром Коваленко, а вот с его предшественником — Рыловым, к сожалению, контакта совсем не получалось.... Хотя я всегда стараюсь идти на компромисс. Тут ведь вот какая проблема: когда человек предлагает что-то, до чего тебе еще нужно расти, дотягиваться, это интересно, это нормально. А если наоборот, себя приходится опускать до какого-то уровня, чтобы возник диалог, - это ужасно. Я в своей творческой жизни попадала в разные ситуации, и не всегда, к сожалению, приятные. Не скрою, бывает, когда приходится защищаться, вооружившись всеми средствами.
– У вас ведь есть и свой собственный, камерный хоровой театр...
– Был несколько лет назад. Меня пригласила директор Дворца бракосочетаний для помощи в организации свадебных ритуалов. Я, в свою очередь, пригласила несколько артистов театра оперы и балета, мы сделали ансамбль. Подобрался неплохой состав, в котором, кстати, начинал и нынешний главный художественный руководитель театра Михаил Губский и многие другие сегодняшние солисты. За шесть лет мы побывали в Германии, Швейцарии, Италии, выступали там с успехом. Сейчас этот коллектив должен возродиться в несколько иных формах. С начала  сезона мы планируем, при поддержке правительства Самарской области, создать хоровую капеллу Самарского академического театра оперы и балета
– Еще одно ваше детище – женский хор «Людмила» –  благополучно существует...
– Это, на самом деле, не мое детище. Более 20 лет назад на базе СИПКРО (Самарского областного института повышения квалификации работников образования) этот коллектив создала замечательный хормейстер Людмила Медведева. А после ее безвременного ухода девочки обратились ко мне с просьбой возглавить хор. Я поначалу очень не хотела их брать...
– Почему?
– Понимаете, хор и хормейстер — это нечто неразделимое. Это иначе, чем оркестр и дирижер, намного интимнее что ли... А тут коллектив со своими традициями и я со своими сформировавшимися взглядами на музыку... У нас был очень тяжелый период перестройки, притирки. Но получилось, и вот уже десять лет мы работаем вместе. Я считаю, что это очень хороший хоровой коллектив с огромным репертуаром, имеющий серьезный вес в музыкальной Самаре.
– Помогает вам или, наоборот, создает сложности то, что вы вместе с супругом (главным дирижером театра — Владимиром Коваленко. — Прим. авт.) работаете вместе?
– В этом есть и свои плюсы, и свои минусы, мне трудно сказать, чего больше. Когда у нас во время работы в чем-то не совпадают взгляды (а такое бывает), я достаточно жестко отстаиваю свою позицию. Репетируя с каким-то другим дирижером, я, возможно, и промолчала бы, а здесь рот мне уже не закроешь (улыбается)... И вообще вся театральная ситуация для меня, наверное, сложнее, чем для кого-то еще. Потому что все его проблемы становятся моими, и очень часто это бывает тяжело и болезненно. Но, с другой стороны, мы очень дружная семья и находим контакт на всех уровнях - духовном, душевном, бытовом... Живем очень аскетично: у нас есть театр, а это и работа, и хобби, и жизнь. С кем-то другим я бы просто не смогла все это разделить.

Источник: газета «Волжская коммуна», 25 августа.