- В детстве ведь у вас разные были увлечения, не только рисование?

- Сначала я занимался планерами во Дворце пионеров. Мне было тогда лет восемь. Потом увидел, что там есть изобразительная студия, и пошел туда. Как-то мы с мальчишками кидались на улице снежками. Идет барин в шубе, а мы в него и попали. Он оборачивается и говорит: "А ну-ка, идите сюда". Мы сначала отказались, а потом все-таки подошли поближе. Он спрашивает меня: "Хочешь на балалайке играть?" Я говорю: "Не знаю". - "Ну, приходите ко мне". Мы пришли втроем. Мне он дал балалайку, другому мальчишке - домру, третьему - мандолину. Показал кое-что и сказал: "Берите инструменты домой, будете учиться. А завтра опять приходите". Оказалось, это был знаменитый самарский музыкант-балалаечник и педагог Александр Иванович Алло. И вот я дома стал разучивать "Во саду ли, в огороде". А уже через два года наш оркестр народных инструментов выступал в оперном театре, и я вместе еще с одним парнем солировал "Вальс" Андреева. Отец у меня был сапожником. Его отец работал краснодеревщиком и учился в свое время на художника. Но выучиться не успел - погиб. А мой отец очень хотел, чтобы я стал живописцем. А я в детстве много чем увлекался. И получилось так, что в пятом классе остался на второй год. Отец узнал, взял ремень, выпорол меня и говорит: "Больше никаких балалаек. Только студия".

- И вы послушали?

- Нет, втихаря ходил и туда, и туда. Но выбрал все же живопись. После седьмого класса поступил в Пензенское художественное училище. Но и тут у меня были разные увлечения. Занимался в театральной студии, играл Бориса в пьесе "Вечно живые", Александра I играл... Чуть не сбился в эту сторону. Когда жизнь разнообразна - не так скучно жить.

- Вот и в изобразительном творчестве вы разнообразны…

- Поначалу занимался только живописью. Но получилось так, что я оказался без мастерской. И мне старшие друзья-товарищи, художники, предложили: "Стаська, займись графикой. Ее можно и дома делать". Как-то я зашел в эстампную мастерскую на Льва Толстого. Там были офортный станок, литографский станок. Мне стало интересно освоить их. Но сначала я увлекся цветной линогравюрой. На самую первую зональную выставку в Куйбышеве предложил три листа. У меня взяли один, но и это уже было здорово. Освоил ксилографию, потом перешел на офорт - сначала черно-белый, а потом и цветной, а его делать еще сложнее. Другая очень сложная техника - литография, ею я тоже занимался.

- А сейчас?

- Нет. Желающих обучаться этому искусству не нашлось - уж очень оно трудоемкое. Литографский станок в свое время передали в художественное училище, и так получилось, что его там затопили. Так что сегодня в Самаре никто литографией не занимается. Офорту я научил троих, но и они бросили это дело. В офорте сегодня я остался в Самаре один. Это не только у нас - это повсеместная картина.

- Сколько времени уходит на одну работу?

- Месяца два. Работаешь каждое утро, каждый вечер... Супруга ругается: "Что ты глаза напрягаешь!" У меня действительно зрение неважное. Один глаз - плюс десять, другой - плюс восемь. Но уже без этого не могу. С каждой работы делается 50 оттисков. И все они подписываются. Когда работа уходит куда-то, люди порою говорят: "Пятидесятый оттиск? Нет, я хочу первый". Не понимают, что пятидесятый может быть еще лучше, чем первый.

- На многих ваших офортах - старая Самара…

- Да. Вот посмотрите - красивый дом на улице Чкалова, его в таком виде уже нет. Стали рядом строить многоэтажку, а его подожгли. Так и стоит полусожженным. Вот дом на Вилоновской, рядом с Домом актера, сейчас его закрыли тканью - непонятно, что с ним будет. Так же, как с домом на Красноармейской, 4, который загородили заборами. Так и будет, наверное, стоять, спрятанный от наших глаз, пока не рухнет.

- У вас же была идея создать большую панораму Самары…

- Была такая идея - на первом этаже железнодорожного вокзала представить панораму города от Лысой горы до реки Самары. Работу предполагалось сделать в технике глазурной росписи. Я этой техникой уже давно занимаюсь. Есть такие мои работы в храмах Иоанна Предтечи, Александра Невского. До сих пор там ни одна плитка не отлетела. Вообще, они стойкие, эти плитки, держатся даже при морозах в сорок градусов. И вот я стал работать над панорамой, все просчитал, сделал эскизы, уже договорились о покупке плиток. И вдруг начальство железной дороги сменилось, и нам отказали.

- Я знаю, сейчас вы готовитесь к областной выставке…

- Она откроется в начале мая в выставочном зале нашего Союза художников. Хочу предложить две работы в офорте. На одной - нынешний вид Ульяновской, на другой - какой она была раньше, до революции. Я стараюсь делать такие диптихи, чтобы можно было представить, как меняется облик Самары. Хотелось бы все это показать на персональной выставке. Вопрос - где. В нашем выставочном зале даже треть работ не выставишь, к сожалению: места мало.

- Одна из ваших персональных выставок проходила в Доме-музее Алексея Толстого…

- Это не случайно. Я ведь родился и в детстве жил в этом доме. Там, где была наша 12-метровая комната, теперь раздевалка. А на втором этаже во время войны располагался детсад, где жили дети высокопоставленных москвичей и ленинградцев. И их, я помню, оберегали от нас. Однажды у них появились детские автомобильчики, на которых они катались по дорожкам сада. Сколько раз мы их просили: "Дайте прокатиться". Ни в какую. Тогда мы начали играть в партизаны - копали ямы и устраивали им засады. Мальчишкой видел Алексея Толстого, который приезжал в Куйбышев - запасную столицу. Помню, как однажды он меня по волосам потрепал. Тогда, я, правда, не знал, кто этот дядька, но мне потом сказали. В конце сорок третьего мы переехали из этого дома на улицу Самарскую.

- Эти места тоже ведь есть на ваших офортах?

- Конечно. И я продолжаю делать офорты с видами старой Самары. Вот пересечение улиц Самарской и Красноармейской. Там стояли деревянные старые домики, во дворах которых шла своя, особенная жизнь. В одном из них жили мы. Теперь этого дома нет. Вообще, здесь все изменилось. Хорошо, что я успел сделать рисунки и фотографии этих мест. Теперь там строится небоскреб, который, как это ни печально, "забьет" собой все оставшиеся домики…