Светлана Пензина - реставратор Самарского художественного музея. Мало кто знает, как прийти к этой профессии и в чем ее основные сложности, а главное - что делает ее специфической и чем именно занимается реставратор. Об этом Светлана и рассказала в интервью.
- Реставратор - кто это?
- Это врач, только лечим мы не людей, а произведения искусства. Точно так же исследуем виды разрушения, выявляем причины их возникновения и решаем, как "лечить". У нас даже инструменты некоторые схожи, например, скальпель и пинцет. Только работаем мы не в больнице, а в музее и вместо кабинетов - реставрационные.
- Ваша профессия достаточно специфична, как вы пришли к ней?
- Передо мной не было выбора, лишь знала, что буду работать в сфере живописи. Родители с детства радовались моей тяге к искусству - смеялись, что им не пришлось "тянуть меня за уши" на разные выставки, потому что я тянулась сама.
Меня дико интересовало закулисье музейной жизни, всегда хотела очутиться по ту сторону: посмотреть поближе, потрогать и даже подержать в руках все то, до чего обычно дотрагиваться нельзя. Особенно меня влекли картины, и родители уверенно отправили меня в художественное училище.
Я никогда не гналась за оценками, просто нравилось творчество. Рисовала как душе было угодно, наверное, именно это и привело меня в художественный музей.
Наш преподаватель посоветовал меня Аннете Яковлевне Басс, на тот момент директору музея, которая предложила мне должность реставратора. Честно, тогда я мало что знала об этой профессии - это узкая специальность, которой обучаются отдельно.
Меня быстро отправили на стажировку в Москву по реставрации масляной живописи, и во время учебы я лишь сильнее убедилась, что иду в верном направлении.
- Каким было ваше вступление в эту профессию?
- Пугающим. Мне приносили вещи, которые имели ужасный внешний вид. На них было много дефектов: пожелтение лаковой пленки, отходящий красочный слой, загрязнения, прорывы - все что угодно.
Я боялась даже дотронуться до вещи и сделать хуже, а от меня требовали сделать лучше. Но со страхом быстро борешься, и инструменты сами берутся в руки. Проходит трое суток, смотришь и выдыхаешь - все получилось. Хочется продолжать, и на место страха постепенно приходит азарт.
Мне нравилось "копаться" в этом деле, моя цель всегда - вернуть тот прежний, "совершенный" вид полотна.
- Какова ценность профессии, помимо чисто "прикладной"?
- Можно сказать, что мы спасаем историю: консервируем и продлеваем жизнь искусству разного времени. По картинам можно узнать, какой раньше была мода в одежде, стиль в архитектуре, какими были чины исторических личностей и даже какими орудием защищались. Только так мы будем жить в настоящем - зная наше прошлое. Я даже считаю, что фильмы сняты не без помощи живописи.
- Есть то, что вам не нравится в работе?
- Я назову только один минус - она вредная. Полотна могут быть плесневелыми и заражены грибком. Чтобы вывести всю "заразу", приходится пользоваться опасной для здоровья химией. Часто использую "пинен", разные спирты, диметилсульфоксид - они хорошо удаляют записи и загрязнения. Используем природные клеи, например, рыбий - это не самое приятное для человека, но одно из безвредных.
Люди искусства всегда были безумцами, что тогда, что сейчас. Почему? Потому что это его кровная вещь и никому другому она принадлежать не может. Например, работы Павла Филонова смогли выйти в свет только после его смерти. И таких случаев достаточно.
- Что значит "исследование картины"?
- Когда вещь приходит на реставрацию, нужно изучить причины разрушения. Полотно может быть в плохом состоянии из-за старости или внешних факторов, от понимания этого будет зависеть моя дальнейшая работа.
Исследования проводятся с помощью ультрафиолета, инфракрасных лучей, рентгена и микроскопа. Микроскоп помогает рассмотреть структуру авторского мазка и состояние лаковой пленки.
С помощью ультрафиолета можно увидеть последние записи на красочном слое, а под инфракрасными лучами видны подготовительные рисунки углем или карандашом. Также нижележащие слои - менял ли художник композицию во время написания, например, положение яблока в натюрморте или положение руки модели в портрете.
Рентген может показать следы от авторских гвоздей в подрамнике и первоначальный грунт - все это помогает выяснить подлинность картины и понять, были ли совершены изменения в процессе бытования экспоната.
Также существует исследование по атрибуции, когда приходит произведение неизвестного художника и в процессе чистки есть вероятность найти инициалы или фамилию автора. Как раз недавно мне передали картину без подписи - портрет купчихи. Когда удалили загрязнения и сделали небольшие тонировки, в правом нижнем углу увидели фамилию художника и даже год создания: "Каратыгинъ, 1869".
- Какие последние работы вы реставрировали?
- Центральную картину нашего музея "Остров Крит" Айвазовского и работу Левитана "Осень", которая сейчас выставляется в еврейском музее в Москве.
- Много ли реставраторов в Самаре?
- Наш город не выпускает таких специалистов. Аннета Яковлевна Басс вылавливала людей для своего музея: давала "нырнуть" в профессию, а дальше смотрела, сможет ли человек окунуться глубже или зависнет у берега. Начало одно - художественные училища, все мы художники и база у каждого одна. Многие находили в этом больше удовольствия, уходили рисовать и успешно продавали свои работы.
Реставрация - русло, которое либо оттолкнет сразу, либо привяжет навсегда. Специфика такова, что только человек с сильным желанием отдаст себя этому. К счастью или к сожалению, но я погрузилась в него моментально. Мало кому нравится копаться в старой краске и обмокших холстах, пытаясь выровнять контуры рисунка и вернуть бывалый вид.
Если вам вдруг понадобится реставратор, то мы с вами обязательно встретимся, потому что больше специалистов в Самаре нет. Поэтому я работаю не только в нашем музее, но и сотрудничаю со всеми городами Самарской области, галереями и коллекционерами, иногда обращаются музеи столицы. Сейчас наша профессия требует больше специалистов в этом деле, но каждому это подвластно.
- Что нужно сделать для развития профессии?
- Расширить самарскую культуру. В городе всего два крупных музея: художественный и краеведческий имени Алабина. Скажем так: пока что меня одной для живописи хватает. Но, а дальше? До меня был лишь один реставратор - Андреев, тоже выходец из Москвы. Сейчас его давно нет в живых, но в памяти многих он до сих пор. Можно сказать, он уступил мне место, я успела с ним познакомиться и взять пару уроков.
