- Как вы познакомились с Пурыгиным?
- Мы с Валей вместе учились в Московской средней художественной школе (сейчас - Московский академический художественный лицей Российской академии художеств). Я даже помню, как я его увидела в первый раз - в 1939 году, осенью. Учебный год был уже в разгаре. Я вошла в класс и увидела, что на полу сидит новенький парень в очень простой одежде и рисует карандашом голову Сократа. Сначала мы все немножко морщились в Валину сторону - он как-то слишком вольно себя вел по нашим московским представлениям. Но потом, когда увидели, как он работает, узнали, какой он человек, предубеждение наше прошло — все его очень полюбили и зауважали. Валя жил в общежитии, там, конечно, были очень неплохие для того времени условия, но все же ему было гораздо тяжелее, чем нам, «домашним». Он был из очень простой семьи — одевался скромно, большой материальной поддержки от родителей не получал, сам по жизни карабкался. Когда грянула война, нас всей школой эвакуировали. Помню, как директор школы Николай Карренберг построил нас во дворе и объявил, что мы уезжаем в Воскресенск. Мы, еще почти дети, не понимали всей серьезности ситуации и отнеслись к этому, как к поездке в пионерлагерь. На самом деле мы не так уж и ошибались, наш замечательный директор смог нас очень хорошо устроить в эвакуации. Мы очень много рисовали на природе, и, наверное, именно там Валя Пурыгин нашел себя как пейзажист. Особенно хорошо ему удавались зимние этюды. Когда Валя шел писать в холодную погоду, он обязательно размешивал белила со скипидаром, мы все у него научились этому, и держал их под пальто, около сердца, чтобы они не замерзали. Очень ярко запомнилось, как он выглядел в то время: всегда в одном и том же хлопчатобумажном сине-сером пиджачке, из кармана на груди торчит растрепанная кисть. В Москву нас вернули в 1943 году, и мы еще год проучились в художественной школе. Времена были тяжелые, ребятам, которые жили в общежитии, выдавали талоны на обеды. Несколько наших мальчишек, в том числе и Валя Пурыгин, научились мастерски их подделывать. В конце концов они на этом попались, но Карренберг не стал их серьезно наказывать.
–    После художественной школы ваши с Пурыгиным пути разошлись?
–    Нет, после школы мы все имели право на поступление без экзаменов в институт имени Сурикова. Так что учились мы опять вместе, правда, у разных мастеров. Институтом тогда руководил Сергей Герасимов, и я была в его мастерской. А Валиным руководителем стал Георгий Ряжский. К тому моменту, когда мы начали писать диплом, случилась «смена правительства» - Герасимова убрали, на его место пришел «кондовый» реалист Федор Модоров. Меня определили дописывать диплом в мастерской Василия Ефанова. Я привыкла писать с натуры, а у Ефанова была совсем иная механика работы – его ученики в основном рисовали с фотографий. В общем, пришлась я там не ко двору. Валя Пурыгин, с которым мы тогда часто общались, заметил, что у меня не все ладно, и пригласил перейти к ним в мастерскую. Так и получилось, что мы работали над нашими дипломами рядом, бок о бок. На диплом мне утвердили тему, связанную с Волгой - «Приезд комсомольцев на восстановление Сталинграда». Валя, коренной волжанин, как нельзя лучше подходил на роль моего главного героя-комсомольца и согласился позировать. Ну, правда, немножко роста я ему прибавила, скульптурности чертам лица – но в целом он вышел на картине вполне узнаваемым. К сожалению, работа эта утрачена – она осталась в собственности института, не знаю, какая судьба ее постигла. Но у меня до сих пор дома хранится открытка с репродукцией. На Валиной дипломной работе были какие-то колхозницы, и я ему тоже помогала как натурщица. Правда, он с меня не лицо рисовал, а детали – руки, ноги, складки на юбках.
–     Наверное, статус выпускника суриковского института давал большие карьерные перспективы?
–     Не совсем так. Для эпохи соцреализма мы, выросшие «под крылом» Герасимова, который старался привить нам настоящий вкус, «заразил» нас французским импрессионизмом, были подозрительными вольнодумцами. Поэтому после окончания института многие из нас чувствовали себя какими-то растерянными, неприкаянными. Судьба Вали Пуригина осложнилась еще и тем, что на медосмотре после диплома у него нашли туберкулез. Удивляться тут нечему: быт в общежитии был тяжелым, питание  неполноценным, да еще и мыться он в любое время года ходил в общественные бани, стирал там же одежду, а потом в мокром возвращался домой. Валя вернулся к себе на родину, в Самару - там ему, слава богу, удалось вылечиться. Но совсем отказаться от Москвы он был не в силах – родина его была на Волге, но как художник он вырос именно в столице.
–     И он делал попытки вернуться в Москву?
–    Да, в начале 70-х Валя переехал в Загорск и вступил в Союз художников Московской области. В это время мы задумали провести выставку нашего выпуска художественной школы, «среднего класса», как мы тогда говорили, имея в виду тех, кто не заслужил высоких чинов и должностей. Мы назвали ее «Выставка двадцати трех» и нашли лучший на тот момент выставочный зал – на Кузнецком мосту. Конечно же, Валю мы тоже пригласили участвовать. Он с радостью согласился, привез множество своих картин, в основном самарских пейзажей. Выставка прошла отлично, но после ее окончания Пурыгин, видимо, особенно остро начал чувствовать, что он в своем Подмосковье выпадает из гущи жизни, остается не у дел. Валя стал активно пытаться перебраться в Москву: снял в городе подвальную мастерскую, начал строить трехкомнатную кооперативную квартиру в надежде перевезти сюда всю семью. Однако жена Пурыгина, Галя, переезжать наотрез отказалась. Тогда он быстро обменял квартиру на меньшую и отдал ее сыну, Ване, который на тот момент приехал в столицу учиться на физмате. Сам Пурыгин остался ютиться в своей подвальной мастерской. Но однажды случилось несчастье: прорвало канализацию, мастерскую затопило, и все работы Вали просто плавали в воде. Пурыгин очень тяжело переживал эту ситуацию. Возможно, именно она и стала последней каплей, после чего он махнул рукой на попытки обосноваться в Москве и окончательно вернулся в Самару.
–     После его отъезда ваша дружба сохранилась?
–     Да, Валя всегда приходил ко мне во время своих визитов в Москву, приводил с собой сына, Ванечку. Ваня сильно отличался от отца – в Пурыгине-старшем ярко ощущалась мощь, внутренняя сила, а сын был мягче, слабее. С Ваней мы тоже поддерживали отношения, именно мне он первой позвонил, когда случилась беда – младший брат, Саша, приехал в Москву погостить и выпал с балкона Ваниной квартиры на пятом этаже. Саша не выжил, и его смерть так повлияла на старшего брата, что родители побоялись оставлять его одного в Москве. Валя забрал сына в Самару, но уберечь не смог – в этом же году Ваня утонул, купаясь в Волге.
–     Эта двойная трагедия отразилась на творчестве Валентина Пурыгина?
–     Перемены в Валином творчестве начались еще до этого. По моим наблюдениям, Пурыгин-старший страдал депрессиями, которые к концу жизни стали усиливаться. У меня неоднозначное отношение к позднему периоду его творчества, который обычно называют «мифологическим». Я не могу отрицать, что этот период тоже сильный, интересный, но мне он кажется каким-то слишком мрачным, я больше люблю молодого Пурыгина, его реалистические пейзажи. Но как бы ни менялось содержание творчества, великолепное мастерство живописца Пурыгин сохранил до самой смерти, писал всегда смело, уверенно, быстро. Самые последние работы Вали стали более светлыми – мне кажется, под конец ему удалось примириться с реальностью, преодолеть трагическое мироощущение. 
 

Справка
Клара Власова родилась в 1926 году в Москве, окончила Московскую среднюю художественную школу, затем - МГАХИ имени Сурикова по мастерской профессора Сергея Герасимова. В своем творчестве художница наследует достижения русской академической школы рисунка, традиции передвижничества, а также опыт французских импрессионистов. С 1952 года Клара Власова регулярно участвовала в республиканских, зональных, всесоюзных и зарубежных выставках. Персональные выставки художницы проходили в Москве, Можайске, Ленинграде, Махачкале, Сочи. Работы Власовой хранятся в Государственном русском музее, Музее им. Толстого, Музее истории Москвы, а также в частных коллекциях Англии, Франции, Голландии, Италии, Японии, США, Венесуэлы. Сегодня на счету художницы уже более ста выставок. Несмотря на почтенный возраст, Клара Власова по-прежнему много времени проводит в своих мастерских в Москве, Подмосковье и Дагестане, где продолжает создавать новые полотна и обучает искусству живописи детей.


«Весна для всех»
Выставка, открывшаяся в Художественном музее в корпусе на Венцека, 55 — уже вторая экспозиция Клары Власовой в Самаре (предыдущая, «Пути-дороги Клары Власовой», была в 2008 году в Музее им. Алабина). Вернисаж в Самаре 28 января совпал с 85-летием художницы. Название экспозиции дала работа 1959 года, которую также можно увидеть на выставке.
Куратор Любовь Пархоменко говорит, что привезла только крошечную часть наработок художницы: «Мне очень трудно было выбрать из огромного количества работ лучшие – материала хватило бы на то, чтобы сделать экспозицию в пять, в десять раз больше. Подбирая экспонаты, я постаралась охватить творчество Клары Филипповны с разных ракурсов, показать все жанры, в которых она работает - портрет, пейзаж, натюрморт, жанровую картину. Клара Власова - неугомонный бродяга, она изъездила большинство республик бывшего СССР, и каждая ее выставка – путешествие по необъятной стране. Это еще и путешествие во времени – картины бережно хранят память минувших лет, ароматы ушедшей эпохи».
Выставка будет интересна всем, но в первую очередь адресована самарским студентам-художникам: у Клары Власовой, более пятидесяти лет посвятившей станковой живописи, есть чему поучиться».

Экспозиция открыта до 21 февраля.

Источник: www.vkonline.ru