Храм в Винновке

- Я так думаю, что Винновка многое значит в вашей судьбе.

- Конечно. В 1986 г. я купил там дом. И с тех пор большую часть времени провожу там. В нынешнем году, например, жил в Винновке с марта по октябрь. Наверное, я кулик, который хвалит свое болото, но, думаю, у нас в Среднем Поволжье такого красивого места больше нет. Сколько пейзажей я там написал – там каждый день все новое…

Но село, конечно, нуждалось в том, чтобы его облагородить. Когда я приехал туда, то увидел там полуразрушенный храм, в котором жили коровы. Больно стало за село и за эту красоту. Есть у меня несколько икон из храма, которые уступили местные жители. Одну из них житель села использовал как доску, на которой он резал лук. Недавно специалист посмотрел эту икону, икону Ильи-пророка, и говорит: это XV век, редкая работа. Конечно, икона требует реставрации, но реставраторов такого уровня у нас в Самаре нет, а приглашать из столицы или Питера – это же очень дорого.

По поводу состояния храма я связался тогда с епархией, писал письма властям – не помогало. Потом собрался в Винновке сход. Приехал и батюшка из Жигулевска, отец Павел. Побеседовал я с ним по поводу храма – он говорит: "Нет, ничего не получится". Я отвечаю: "А давай поспорим, что получится". Я же настырный. Собираю журналистов в селе, потом выходит большая статья в "Волжской коммуне", на разворот. Через неделю приезжает кавалькада черных лимузинов из областного правительства. В конце концов дело сдвинулось – губернатор Титов тогда помог. Появились экскаваторы, начали копать шурфы.

- Что-то необычное нашли при раскопках?

- Да, нашли захоронения с расстрелянными людьми – это было видно по характерным дыркам в черепах. Видимо, этих несчастных привозили сюда в 30-х годах. А что касается храма, его не только восстановили, но и архиерейское подворье там появилось, построенное по проекту самарского архитектора Юрия Харитонова. Художник Виктор Чемирзов расписал храм. В 2005 г. привезли туда колокола. И начались службы. Сюда часто приезжают паломники и туристы Тольятти, Жигулевска, Самары. А в конце июля там музей открыли. Моя выставка в этом музее - первая.

- Расскажите об этой выставке.

- Там около 40 моих работ, связанных с Винновским храмом. Я же, можно сказать, летописец этого храма. Писал его с разных ракурсов и в разное время года начиная с 1986-го, когда только приехал в село, и до настоящего времени.

- Когда вы боролись за восстановление храма, это был поступок человека с православным мировоззрением или художника?

- Художника. Я с уважением отношусь к православию, но не фанатик веры. Еще в советское время мы с моим товарищем Георгием Кикиным много ездили по древним русским городам, видели, в каком плачевном состоянии находились храмы и монастыри. В одних располагались колонии, в других - "сумасшедшие дома". Как, например, в Свияжске. Там в белокаменных храмах, построенных при Иване Грозном, находился главный "сумасшедший дом" СССР. Нам разрешили посетить его - ужасное зрелище. В одном из городов, Диевом Городище, в храме мы увидели плохо сохранившиеся, расцарапанные фрески, а внизу подпись: "Виктор Васнецов , 1903 год". Это же был настоящий шедевр.

По мотивам Шагала

- Недавно в Самаре проходила выставка одной картины, на которой вы представили свое произведение "Низвержение" по мотивам Марка Шагала. Правда ли, что и в этой картине отразились ваши впечатления от Винновки?

- Да, там видны силуэты домов и разбитого храма этого села.

- А чем вам близок этот художник – Марк Шагал?

- В нем был жив дух поэзии и музыки. Мне кажется, что настоящие художники – такие, как он – не просто прорисовывают пейзажи, они поэтизируют их, наполняют музыкой. Если художник в душе не поэт и не музыкант, для меня он скучен. Хотя я в своих работах, наверное, больше режиссер – с юности увлекался кино. С огромным интересом прочитал книжки Сергея Эйзенштейна - они тогда только начали выходить. У него мне очень понравилась такая фраза: "Противоположность правде – во имя правдоподобия". Я влюбился в этого кинорежиссера, он стал для меня великим художником. Он и был им на самом деле – по тому, с каким мастерством строил каждый свой кадр.

Тракторист с виолончелью

- Я знаю, что вы много ездили по комсомольским стройкам.

- С удовольствием вспоминаю об этом. Творческие командировки, в которых участвовали художники, поэты, музыканты, давали возможность общения с интересными людьми, приносили яркие впечатления. Из поездок по Волге и по Сибири мы с Кикиным привозили работ по 60. После одной из таких экспедиций мы завесили своими работами все три этажа Художественного музея, который тогда располагался в том здании, где сейчас находится театр оперы и балета. Собралась толпа зрителей. После открытия выставки были дебаты, споры, дело доходило чуть ли не до драк. Это очень важно – возможность открытого обсуждения произведений. Мне кажется, сейчас этого не хватает в художественной жизни города. Жалею и том, что нет в Самаре, как это было прежде, художественного фонда и главного художника города. Одно время я занимал эту должность. Сколько тогда мы всего напридумывали для украшения городской среды… Разукрашенные дома, "паровозики", Гулливер на центральной площади.

- Были ли какие-то из ваших живописных работ под запретом?

- В 60-е гг. я довольно часто писал жанровые картины. Некоторые даже снимались с выставки по указанию властей. Одна из таких работ – "Сенька-тракторист". На ней мужик прямо на строительной площадке играет на виолончели. Это реальный человек, выпускник Московской консерватории, который волею судьбы оказался в Сибири. И еще в конце 60-х прямо с выставки у меня сняли картину "Да здра…". Это портрет Тухачевского перед расстрелом. Как известно, перед казнью он воскликнул "Да здравствует…", но ему не дали закончит фразу. Теперь обе картины я хотел бы выставить на предстоящей выставке в "Виктории". А вообще там будет около 60 работ, начиная с одной из первых моих картин, 1960 г. – это пейзаж, сделанный на Поляне Фрунзе.

Песня про Нинку-крановщицу

- Что сейчас в творческих планах?

- Я все время думаю о том, что обязан написать портрет Владимира Высоцкого, но у меня не сложился окончательный образный строй этой картины. Я дружил с Высоцким. Познакомился с ним через Артура Щербака, при участии которого в ГМК-62 была создана группа художников – в нее, кроме меня, входили Белоусов, Березин, Кикин, Завьялов. Высоцкий, когда приезжал в Куйбышев, жил дома у Артура Щербака, и мы там общались. Я помню, как провожал его в Магадан из Москвы – тогда Высоцкий чуть не опоздал на самолет, и рейс специально задержали, ради него.

Сейчас часто рисуют Высоцкого, но достойных его портретов я почти не видел. Для этого у художника должно быть особое поэтическое мышление.

Легендой Высоцкий стал еще при жизни. С его песнями у меня связана такая история. Дело было в 1966 или 1967 году. Летом мы с Кикиным отправились в очередную поездку вверх по Волге. В Угличе, помню, готовили лапшу на примусе. И включили записи Высоцкого. Подходят грузчики, слушают внимательно. Говорят: наверное, сидел человек, со знанием дела поет. Звучит песня "Ну и дела же с этой Нинкою, она жила со всей Ордынкою...". Грузчики говорят: "Да это же про нашу Нинку-крановщицу". Кричат: "Нинка, иди сюда, тут про тебя песня!" Она спускается, слушает, слезы текут по щекам. "Класс", - говорит. А в Ярославле подходит к нам человек, достает "корочку", показывает – "капитан КГБ". "Вы проигрывали запрещенные песни Высоцкого. Я конфискую у вас кассеты". "C какой стати? – отвечаем. – Не отдадим". Слово за слово, а потом он и говорит: "Слушайте, ребята, дайте переписать, а?"