Борис Петрович Фролов - подполковник КГБ СССР. Родился  в 1930 г. в селе Подбельск Похвистневского района Куйбышевской области. Окончил там же школу, а затем поступил Куйбышевский плановый институт. После его окончания в 1952 году был принят в КГБ. Погиб в Афганистане, где исполнял обязанности советника и участвовал в разработке боевых операций. 18 июля 1980 г. машина с Фроловым была обстреляна мятежниками, он получил травмы, несовместимые с жизнью, и через два дня скончался в госпитале. За успехи в обеспечении государственной безопасности СССР был награжден  медалью "За боевые заслуги" и орденом Красной Звезды (посмертно). О жизни Бориса Петровича корреспонденту Волга Ньюс рассказала его дочь Наталья Борисовна Фролова.

- Наталья Борисовна, расскажите, пожалуйста, о вашем отце. Каким он был человеком?

- Человек он был совершенно неординарный. Борис Петрович очень скрупулезно относился ко всему, у него не было мелочей. Каждое слово у него было осмысленным.

И так во всем: в одежде, в характере, в отношении к людям. При этом и к себе, и к близким был очень строг. Ко мне Борис Петрович относился очень строго, и меня это в детстве обижало, потому что ему все было не так: не так сделала, не так сказала: "Ты даешь себе отчет в том, какое слово ты сказала? Что оно означает? Ты могла этим кого-нибудь обидеть!"  При этом в душе Борис Петрович был добрым, ранимым и чутким человеком.

Отец был здоровый, красивый, подтянутый, моложавый, и когда мы с ним по улице шли - я в институт, а он на работу, то однокурсницы говорили: "Какой у тебя красивый парень". А когда я говорила, что это мой папа, они мне не верили. И только в гостях они убеждались в этом, ведь все в него влюблялись, потому что нельзя было не влюбиться.

Борис Петрович с отличием окончил наш плановый институт, ему очень нравилось там учиться. Участвовал в студенческих спектаклях. Однажды к ним пришел руководитель драмтеатра и сказал, что у отца актерский талант. После окончания института ему серьезно предложили идти работать в драмтеатр. Я тогда была маленькой, и отец сказал об этом приглашении маме. Она была очень ревнивой (как и он) и ответила: "Не надо нам артистов". И отец не пошел туда работать.

Очень мужественный человек был, простой и никогда не рассказывал, где работал. Когда мы жили в старой квартире, у нас там было несколько домов и общий двор. Отец зимой вставал ни свет ни заря, брал лопату и шел расчищать дорожки. Ему это доставляло удовольствие.

Местный дворник был так ему благодарен, что подарил новую большую лопату. А у нас по соседству жил один старик противный, так он думал, что Борис Петрович дворник, и отцу постоянно указывал, где надо подчистить. И никто из его друзей не подозревал, что отец работает в управлении.

Он был очень волевой человек. Когда мы жили за границей, отец очень много курил. Помню, как-то сидим мы с родственниками за столом, и папа спрашивает: "Закурить что ли?" Мамина сестра возражает: "Боря, ты такой худой, брось курить!"   Он всех нас спрашивает: "Бросить что ли?" Мы отвечаем: "Да!"  И с тех пор он ни разу к сигарете не притронулся.

Трепетно относился к природе, к Волге, к птицам, любил каждую мелочь, каждую букашку. Зимой Борис Петрович покупал сало и привязывал к яблоне, чтобы клевали синички. Однажды приходит вечером уставшим, сел, а пальто оттопырено. Моя мама спрашивает, что у него там, он пальто открывает, а там голубь с перебитым крылом. А у нас в квартире уже четыре подобранных кота! Говорил, что никак не мог пройти мимо, ведь зима, голубь больной, он погибнет. И мы начинаем ставить на шкаф коробку, еду ему готовим, котов в другую комнату закрываем.

Даже в своем единственном письме из Афганистана (наши письма так до него и не дошли, к сожалению) писал, чтобы мы не забывали наших кошек кормить.

У нас еще в старой квартире на первом этаже был палисадник, и за ним тоже следил отец. Он сажал цветы, ходил на крытый рынок и покупал по 200 корней. У нас даже его план сохранился, где Борис Петрович начертил, какие цветы у него растут. И делал все это от души, это чувствовалось.

У отца было еще редкое качество - он любил людей. Сколько я живу, но такого отношения к людям, как у отца, я больше не видела. Это замечали все и говорили, что Борис Петрович - человек необыкновенный. Ему не нужно было ни дачи, ни машины - говорил, что "это не надо". Отец был весь в работе, которой он посвятил и отдал жизнь.

И квартиру мы поменяли только после его смерти. У нас старая была на первом этаже, окна на север, так что солнца никогда не было, и я даже летом накидывала на себя шаль. Полы у нас были дощатые, даже подвала не было, так что во время дождя под ногами все ходуном ходило, даже плесень на стене была.

А на работе Борис Петрович ничего не просил, и когда вставал вопрос по поводу распределения жилья, то всегда заявлял, что "у нас хоромы". Моя мама говорила: "Раз для него хоромы, то и для нас тоже". Когда после гибели отца приехало к нам в квартиру руководство, они были в шоке.

- Вы говорили, что жили за границей? Как это было и где именно?

- Мы жили в ГДР, в Берлине. Борис Петрович о своей работе никогда не рассказывал. Просто уходил на работу и все. И уже потом, читая газеты, статьи, мы узнали, что у него были командировки в Западный Берлин, что были погони и риск был очень большой.

И никто не мог предвидеть такой мрачный конец в Афганистане, потому что отец уезжал в командировки, приезжал, все было хорошо. Ушел человек на работу и пришел, как-то обыденно.

Когда жили в ГДР, Борис Петрович участвовал в обмене Абеля. Это было в уединенном местечке на реке, как в фильме "Мертвый сезон", вот точь-в-точь. Отец очень гордился этим, но рассказывал скупо и мало. Это был напряженный момент, так как могли устроить провокацию, расстрелять и прочее. Потом Рудольфа Ивановича (Абеля. - Прим. Волга Ньюс) отвезли в какую-то лесную избушку, о чем-то говорили, и отец накрыл его своим плащом.

Была еще командировка в Швейцарию. Борис Петрович учился в высшей школе КГБ в Москве, и после этого его направили в Берн. Прожили мы там всего меньше месяца. Страна, конечно, изумительной красоты. Это был май 1960 года.

Однажды отец сказал маме, что будет поздно по работе. Прождали всю ночь до зари и в окно увидели, как у дома стоят полицейские машины. Поняли, что что-то случилось. Позвонили из нашего посольства, потом приехали сотрудники, взяли нас с мамой, вокруг полиция, репортеры.

Потом нам посол рассказал, что тогда при встрече со своим агентом Борис Петрович был задержан. После переговоров отца освободили, но власти Швейцарии объявили его персоной нон-грата. И пока мы ехали домой, за нами все время следовали журналисты, полицейские, их служба безопасности, снимали нас со всех ракурсов. Родители мои закрывались, а я всегда улыбалась, мне же всего 10 лет было.

- Судя по вашим словам, Борис Петрович был очень ответственным и ценным сотрудником.

- В 1980-м году, во время Олимпиады в Москве, утром, собираясь на работу, мне мама рассказала, что отец уезжает в Афганистан. Ему тогда всего 50 лет было, это же расцвет для мужчины. Мы пытались его отговорить, но Борис Петрович отвечал, что он там нужен и сам попросился туда поехать.

Мы много раз провожали отца в командировки, но эти проводы были самые трагические. За ним на вокзал даже служебная машина не приехала, потому что не хотел пользоваться (может другим понадобиться), и поехал он на вокзал в такси. Перед отъездом Борис Петрович подержался за каждый колышек в своем газоне, у каждого цветочка, будто прощаясь. Провожавшие его в здании вокзала  коллеги, то говорили мол: "Борис Петрович, вот вы вернетесь -  будете в Москве работать". И перед Афганом за ним дважды приезжали из Москвы и приглашали к ним работать.

"Куйбышев - не ваш уровень, вам нужно быть в Москве. Мы приехали за вами", - говорили. Ни за кем никогда не приезжают, чтобы увозить в Москву, а за ним приезжали дважды. А он все время говорил, что не может, хотя все условия ему предлагали: и старика-отца перевезти, и дочку (то есть меня) устроить в любой университет, но он отказывался. Его упрашивали, а он прямо будто искал причины, говорил, что "здесь Волга, а я без нее не могу". Может быть, если был бы в Москве, то судьба сложилась иначе.